В поэме говорилось, что любовь побеждает смерть, что возлюбленные соединяются на небесах, именно там они занимают свое место в различных созвездиях во Вселенных и радуются, глядя на нас сверху, что мы скоро с ними встретимся.
Похлопали и спросили, какие она видит перспективы.
Вероника ответила, что она видит одну перспективу: она ставит этот спектакль, все получают роли, и они гастролируют по всей стране, неся людям восторг и веру в счастье даже после смерти.
Перспектива понравилась. Стали говорить о ролях, прозвучало модное слово «кастинг».
Вероника, не моргнув глазом, как будто всю жизнь этим занималась, сказала, что готова приступить немедленно прямо здесь в библиотеке.
– А костюмы? Костюмы будут? – взволновались женщины.
– Будут самые лучшие костюмы.
– А где мы будем репетировать?
– Здесь, в библиотеке, по вечерам.
Роли разошлись моментально, не было только принца.
И тут раздался стук в запертую дверь.
– Пора уходить? – спросили будущие артисты.
Вероника пожала плечами и впустила молодого очень высокого парня.
– Я опоздал, – выдавил он с трудом, – п-п-простите.
Сердце Вероники замерло. Она не могла поверить. Это был знак свыше.
– А вот и принц, – сказала она.
– Но я н-н-не знаю пьесы.
– Неважно.
– И я з-з-заикаюсь.
– Это прекрасно.
Она смотрела на высокого немного нелепого парня лет двадцати, а видела своего Геночку с мучительно-рубленой речью и с большим талантом.
Так началась новая жизнь. Случайно собранные люди чувствовали себя в столице чужаками и беженцами. Им надо было устраивать свою новую жизнь. Они нуждались в общении, в контактах, в общих мероприятиях, в общих проблемах, которые надо было решать всем миром – их миром. Никто из них не собирался быть артистом, им просто хотелось избавиться от одиночества.
По ходу репетиций Вероника трижды переписала пьесу, то увеличивая количество ролей, то сокращая, в зависимости от состава. Однажды дома, сидя в удобном кресле, не напрягаясь и даже неплохо себя чувствуя, она потеряла сознание. Пришла в себя на полу и поняла, что времени у нее мало и надо поторопиться.
Она написала заявление об уходе и покинула библиотеку, в которой она проработала всю свою сознательную жизнь. Никто не сказал ей спасибо. Никто даже не заметил, что она ушла, потому что в читальном зале уже давно никого не бывало. Интернет съел книгу. Единственное, что она унесла с места работы – выписку из формуляра немолодого драматурга. Это был единственный человек из литературного мира, и ей захотелось его пригласить на премьеру. Позвонила, напомнила о себе, и он согласился.
Такого волнения не бывало даже в ранней молодости, когда она читала свои работы на семинаре. Кстати, за стихи она не беспокоилась, они уже отстоялись, за столько лет заматерели вместе с автором, у них все в порядке. А вот актеры, это люди нервные. Могут и подвести – забыть слова, выйти не с той стороны, не поместиться в кружок света. А ведь зрители будут снимать обязательно, на память актерам.
Последним в уже заполненный зал вошел драматург и сел на место Вероники в первом ряду. Ну, значит, она постоит, хотя ноги последнее время очень болели. Зальчик был очень маленький, мест сорок. Было страшно душно. Вероника почувствовала себя плохо. И еще отказал голос, не смогла сказать заранее приготовленные хорошие слова благодарности, вырывалось какое-то шипение. Она просто махнула рукой осветителю и втиснулась между гостем драматургом и подружкой библиотекаршей, которая еще держала букет и телефон для съемки.
И погас свет, а потом вспыхнул. На крошечной сцене стояла вспотевшая от ужаса Фея и произносила свой первый монолог:
– «Я вижу ясно, как вчера, во тьме ненастья, ты смотришь нежно, как всегда, и это счастье».
Драматург слегка хмыкнул, потом вспомнил, что рядом сидит автор. Вероника постаралась не обращать на него внимания, хотя его расческа в боковом кармане джинсов впилась ей в бедро.
«Ужас какой, – думал драматург, – где я? В сумасшедшем доме? Шоу в психушке? Психологический тренинг для анонимных алкоголиков? Почему все в таком восторге?»
Зрители были благодарны, это были не зрители, а болельщики за свою любимую команду. Противника не было. Противником ощущал себя драматург.
Хлопали без остановки. Совсем потерявшая голос Вероника только кланялась и прямо намекала драматургу взглядом: встать и сказать. А тот только хлопал. Говорить не хотел. Ну и черт с тобой.
Началась вакханалия поздравлений, букетов, славословий в ее адрес – Вероника этого не любила.
Драматург встал и, не переставая хлопать, удалился. Ну и иди. Не больно-то надо было.
Неожиданно к ней приблизился немолодой дяденька с коробкой конфет. Он протянул коробку и что-то сказал. Она не расслышала. Поблагодарила кивком.
Начали фотографировать. Каждый предлагал свой телефон, и сессия затянулась. А надо было еще все убрать, сложить и пойти, как договаривались, отметить премьеру.
Когда еле живая, она выползла из черного подвала, мечтая не о банкете, а о стакане воды, ее ждал все тот же дяденька, уже одетый.
– Вероника, – сказал он ей, – можно тебя проводить? Куда ты сейчас?