Вопрос о вещи. Опыты по аналитической антропологии

Что делает Художник-собиратель? Ведь он собирает множество предметов, которые утратили все свои полезные функции, и их число постоянно растёт, или может расти без ограничений¹⁶¹. Правда, оговорюсь, что они могут некоторое время сохранять свою «полезность». Однако как только они переходят в коллекционное инобытие, их существование в качестве вещей определяется «рассказом» (т. е. речью владельца и автора). Если представить себе всемирную коллекцию самодельных вещей, – а это была бы коллекция из миллионов и миллионов предметов, которые не отличить от фольклорного творчества городских масс, этнических меньшинств и народностей. Где тот предел, который можно установить для растущего множества самоделок? Число их будет возрастать или, напротив, уменьшаться? С одной стороны, этот предел регулируется бедным бытием (по-разному для мировых регионов), – какую часть населения той или иной страны оно охватывает и насколько постоянно воспроизводит свои традиционные формы? С другой, таким пределом является автор, собиратель вещей, приравнявший себя к эстетическому закону. В таком случае число вещей каждый раз будет определяться автором в зависимости от того впечатления, которое будущая коллекция может оказать на зрителя. Ни один предмет, ни два и ни двадцать, а по крайней мере сто и более захватывают панораму их представления¹⁶². В том-то и дело, что число предметов должно расти неограниченно, или, во всяком случае, такой рост должен быть возможен. Про-изведение, творческий акт и есть организация множества как единственной и уникальной вещи. Не отдельная вещь, а вся собранная предметность, соединённая в целое единым жестом, пускай на время, и будет произведением. Другими словами, предел, к которому подступает художник, чтобы стать автором «коллекции», определяется в интерпретации множества вещей как одной единой вещи. Область эстетического располагается именно здесь – в организации множества предметов, которые сами по себе ничего не значат или значат слишком мало, чтобы стать произведением. Только все вместе они и образуют произведение. Для этого и нужен крупный план каждой вещи, «фасная» фотография, какие обычно делают, чтобы наделить предмет заметным и уникальным качеством, способным олицетворить (наделить «лицом») мёртвую материю. Затем появляется фотография «изобретения» и «рассказ о нём». Большая и малая фотография + рассказ – вот что образует страницу каталога «Вынужденные вещи». Каталожному эффекту мог бы воспрепятствовать «список» – действие перечисления, но оно не «срабатывает», поскольку не может миновать эти остановки и знакомства с вещами и их авторами. Картотека тоже «перечисляет», но это её не главное качество. Перечисление замедляется, ритмика повторов и повторений ослаблена. И только жест художника спасает вещь от её небытия, возможно и того умельца, её «смастерившего», чей голос мы даже слышим, хотя он остаётся символом этой «сделанности», проявлением хитроумия бедности…

Это и есть Дело (Вещь) современного художника как Автора: он вводит волевым авторитарным жестом в сферу искусства новые объекты, но они не в силах существовать без него, без его комментария и «рассказа». Вот почему они воспринимаются нами только в момент предъявления, т. е. без надежды на будущее спасение, – время созерцания отменено.

69