Вопрос о вещи. Опыты по аналитической антропологии

Весь этот мусор сосредоточен по краям телесного, социокультурного пространства ушедшей жизни. Всё, что человек ест, пьёт, сосёт, что носит на себе, о чём думает и мечтает, чему радуется и от чего получает удовольствие, чего страшится и от чего испытывает боль, – всё претерпевает стадии распада, переходя из сферы нужного, потребляемого в мусор и отходы. Подобному собирательству соответствует пустое время, которое заполнено элементами распада. Невозможно объяснить, что это значит – собирать окурки или ногти, плевки или сновидения, как можно собирать такие совсем малые частички материи, что остались от чего-то неизвестного? Но позвольте, как их отделить от грязи, мусора, от «кучи всего и вся»? О чём говорит этот распад? Превосходство распада над будущими синтезами времени. Что случилось со временем? – оно стало завершаться в каждом отдельном мгновении. Частица вещи соответствует мгновению остановки мира, распадению, которое вовлечено в другие распадения. Нет ничего, что бы ни находилось в состоянии распада. Время идёт вспять, полная регрессия, отступление к хаосу, без восстановительной практики. Не поэтому ли коллекционер, видя, как разрушается то, что было частью его прошлой жизни, что он отождествлял с собственным существованием, весь этот магический круг вещей, идей, мыслей, – всё это разом, как при катастрофе, распадается на самые мельчайшие временные остатки. Время становится видимым. Но это уже мёртвое время. И коллекционер, как некий картезианский Бог, переводит коллекцию в замкнутый цикл, – за сакральную границу – уберегая её от нового чужого мира. Длинными зимними вечерами, заворожённый своим богатством, он перебирает и снова выстраивает только ему известный порядок вещей. Они оживляются в той ауре, которой наделяет их страсть коллекционера, так как постоянно требуется чудо спасения. Ведь беря даже этот жалкий обломок, этот листок, или песчинку, он видит за ними весь ранее невидимый пласт бытия.

80

Для философа эпохи русского модерна Н. Фёдорова человеческие остатки никуда не деваются, их даже не нужно вспоминать, ибо они везде уже есть и будут всегда. Нужны только особые «научные» средства для их регенерации, «клонирования» и полного восстановления, имя этому глобальному эксперименту – Воскресения тел Отцов. У Пруста, другого коллекционера, иначе: человеческое тело хранит в себе следы прошлого опыта, бессознательную память о привычных движениях и жестах, с которыми связаны определённые события жизни. Одни движения активированы, другие нет, они как бы «спят»; достаточно искры, какого-то пересечения путей нашего тела в настоящем с памятью-рефлексом о прежнем забытом движении, чтобы тут же возникло явственное воспоминание о давно ушедшем. Словно прошлое хранится в нашем настоящем; и нет никакой «чистой памяти», кроме памяти тела.

81. Хлам и мусор

Что же перед нами? – в который раз задаю себе этот вопрос, просматривая собранные Архиповым вещи и «рассказы» их создателей. Думаю, что это вещи, раз они введены в рамку, описаны и классифицированы в каталогах и пространстве Интернета. Не просто вещи, а «старые вещи», и не просто старые вещи, а некие допотопные приспособления, к которым потерян всякий интерес (даже вера в их нужность). Другими словами, мы можем их застать в тот момент, когда они были просто хламом. Два пути: один привычный до и другой – после встречи с Художником-собирателем (создателем всей коллекции). Первый путь – это постепенное, а иногда и быстрое отмирание функционального качества приспособления, превращение его сначала в ненужную вещь, «штуковину», а потом в хлам, который может храниться, где попало: в сараях, гаражах, подвалах, на балконах и в мастерских, ну и, конечно, на всякого рода свалках. Иногда этот хлам появляется на распродажах, «барахолках» и «блошиных рынках». Итак, бывшие любимые вещи стали просто хламом. Более того: мусором, отбросами, всем тем, что никоим образом нельзя использовать вновь. Второй путь: появление художника-собирателя. Именно он присваивает себе суверенное право распоряжаться вещами от имени их первых творцов-умельцев, и собирается ввести их в иной контекст, – контекст публичности (искусства и других социальных практик).

Алан Мак-Коллум. Куски каменного угля из шахт центральной Юты. 1994–1995

Роберт Моррис. Без названия. 1967–1968

Курт Швиттерс. Ассамбляж Merzbau.1923−1936