Вопрос о вещи. Опыты по аналитической антропологии

Что такое хлам или отбросы, остатки, кучи барахла, ненужных, старых, устаревших вещей? Нет ничего удивительного в том, что сегодня повторное использование образца до его полного истощения и замены так распространено. Хлам, бесформенное, нерасчленённое становится сегодня истинным материалом искусства, точнее материей, которая «ничего не значит», «азначимой материей». Лучше плохой порядок, чем никакой. Но есть и другая стратегия, удержать мир в беспорядке, как некое мгновенное единство, открытое жестом художника. Курт Швиттерс, один из ведущих сюрреалистов (как, впрочем, и Поллок), изобретает стратегию эстетической эксплуатации мусора. Интересно всё то, что стало бесформенным, однородным, по сути дела погрузилось в изначальный хаос. «Швиттерс создаёт из мусора. Составные части его произведения принадлежат к отбросам: они отвергнуты человеческим обществом, но, избранные и сохранённые художником, они становятся сырьём для его творчества – в отличие от той традиции, которая кропотливо выбирает материалы так, чтобы сделать итоговое произведение (как объект, принадлежащий всему миру) более ценным. Однако понятие отбросов есть лишь видимая часть айсберга, которая дополняется чередой других, проясняющих понятий: отвержение, бедность, трансмутация материалистического прогресса, разложение привычных материалов и оценка»¹⁸⁹.

82

Присмотримся, ведь совершенно ясно, что вещи, оккупирующие пространство жизни (надо прибавить, «достойной»), упорно впитывают в себя вместе с комфортом и другими необходимыми качествами и функциями и то, что мы сегодня понимаем под эстетикой прекрасного. Прекрасна не нами сделанная вещь! Что же остаётся искусству, которое стремится хоть как-то выразить своё отношение к миру, и каков он, этот мир, сам по себе, без этой невозможной для преодоления ауры полезных и «любимых» вещей? Искусство обращается к бесформенному, как на этом настаивают многие искусствоведы и учёные, я же полагаю, что идёт речь о поиске дисфункциональных объектов, т. е. возвращение к кантовскому требованию «быть прекрасным без причины». Другими словами, вся сфера вкуса и вкусовых ощущений более не управляема сообществами или личным переживанием, она всецело принадлежит новизне моды и дизайна, массмедийному контролю, с которым согласен самый привередливый потребитель. Искусство имитирует себя обеднением образов, их бесформенностью, «ненужностью», каждый автор продумывает свои провокации с дотошной тщательностью (в стиле Дюшана), и всё для того, чтобы говорить от имени бедности и нехватки другому миру, в котором всё утвердилось в качестве опережающего себя настоящего. И такое настоящее не нуждается в прошлом, которое сохранилось лишь в виде открытой дробной и разбитой экспозиции «старых вещей», несобранных, сбившихся в кучу или отдельную массу, отвратительных, похожих на грязь. И это бесформенное, которым не овладеть, с ним невозможно справиться, как и переделать, и оно, конечно, отличается от того, которым был так заинтересован сюрреализм на своих ранних стадиях (А. Бретон, Ж. Батай и др.).

Итак, идёт атака на те вкусовые впечатления, которые приносит с собой окружающий мир глянца, моды, той неутихающей энергии новизны и обновления, которое всем обязано этому вечному двигателю – Повторению. Бесформенное не находят по случаю, оно делается, к нему стремятся как к своеобразной эстетике отвратительного, превращая прежнюю эстетику – эстетику прекрасного – в китч.

VI Ничья вещь

От века и навек всего лишённый, Лицо своё ты прячешь. Ты – ничей…

Р.-М. Рильке

83. Тема копирайта . Автор или авторство?