Вопрос о вещи. Опыты по аналитической антропологии

Одно пространство вырезается в другом, в одном измерении – профиль или отверстие, в другом – фигура, ближайшая или дальняя. Внешнее неотличимо от внутреннего, они легко переходят друг в друга… Что же происходит? Повсюду борьба по крайней мере двух образов-вещей за одно-единственное место, уготованное им в представлении видимого. А это значит, что когда помещают один образ рядом с другим, внутри другого, поверх или сбоку, когда один образ переходит в иной, то каждое из этих сочетаний нарушает принцип реальности. Ибо ведь сказано, что никакие две вещи не могут занимать в пространстве одно и то же место (Аристотель). Действительно, в горизонте повседневности вокруг нас всё значимо, всё имеет имя, место и время, нет ни одной вещи, которая была бы безымянна и занимала бы не своё место. Магритт понуждает нас задаться вечным вопросом познания: что это такое? И тут же отвечает, рисуя нам лошадь, под которой аккуратно размещает имя «дверь», или поверх женского лица, почти каллиграфически выводит слово «гора», а чтобы мы не потеряли ориентацию в мире «человека, идущего к горизонту», он на чёрных пятнах вокруг него записывает всё той же строгой белой прописью знаки реальности: «облако», «кресло», «горизонт», «лошадь». Он вынуждает нас совершить указательный жест… Мы лишены права выбора между двумя образами, из которых составляется один, но в своей неснимаемой двойственности. И так как всё уже случилось («сюрприз» состоялся), то мы, по прикидкам Магритта, на какое-то время должны оказаться в шизогенной ситуации. Естественно, что в силу условности и необязательности изображения мы легко восстановим чувство реальности и скажем: да это просто шутка! Здесь, в этом музее живописи выставлено так много смешных вещей. И тем не менее перцептивные ловушки – другого слова и нет, чтобы указать на замысел Магритта, – расставленные повсюду в его живописи, относятся к попытке искусственного расщепления сознания, где на одной линии располагаются указательный жест – имя (объект) – вещь. Всё должно плавно переходить друг в друга, открывая реальность как она есть. Магритт же взрывает этот «переход» несовместимостью образов. Появление объекта – вероломное нарушение непрерывности акта восприятия, т. е. созерцания (без которого традиционная практика восприятия произведений искусства была бы невозможна).

89