Вор

Холода гнались за обозом всю обратную дорогу. Сани вязли в снегах. Несколько оленей сломали ноги в ледяных трещинах, и животных пришлось прирезать. С каждым днём погода становилась все холоднее и суровей. Кристально чистое небо с вымораживающими ветрами сменялось тучами и метелями, снежный туман глотал берега и горизонт.

Если бы мать не отправила навстречу подмогу, отряд потерялся бы в зимней ловушке. И хотя Севир постоянно обращался к шкатулке, которая упрямо показывала ему одно и то же – как он вваливается в покои и окунается в горячую ванну, – когда это произошло на самом деле, сперва не получилось в это поверить. Пальцы пронзило жгучей болью, как будто их обдало кипятком.

Севир откинулся, свесил руки за бортики и едва слышно завыл от пережитого в холодной пустыне ужаса. Каждая минута тянулась как день, а каждая ночь казалась вечностью. А теперь можно было прокрутить это в памяти так быстро, будто всё произошедшее оказалось лишь дурным сном. Уже не стоило беспокоиться о тепле, можно было есть горячую вкусную пищу и спать на согретой мягкой кровати. Севир велел служанкам отмыть его как следует, принести ужин и не беспокоить.

Богиня не даст солгать, Севир высек бы любого, кто посмел бы разбудить его.

Стефан пребывал в плохом расположении духа. Элезарет знала, что её самоуправство расценят не лучшим образом, но ей и в голову не приходило, что Стефан назовёт это «мелким бунтарством». Столь уничижительное, несерьёзное отношение вывело рейну из себя. Все её старания в итоге показались Стефану не стоящими ни малейшего внимания.

Торжественный обед, который она велела подготовить на следующий день в честь возвращения сына и мужа, без лишних слов свернули до простой, почти крестьянской трапезы. В нарядном платье и с изысканной причёской рейна выглядела смешно, когда на столе не было даже скатерти. А ведь повод отпраздновать оказался весомым. Элезарет сделала всё, чтобы её старания заметили. Чтобы Стефан даже своим мелким мозгом задумался, к чему приурочены подобные сюрпризы.

Стефан ковырялся руками в крошечной перепёлке, почавкивая и заедая каждый кусок ломтём хлеба.

Севир был мрачнее тучи. Отец не позволил сыну отдохнуть и суток после изнуряющего путешествия.

Сирор играл с едой, и рейна старалась не смотреть на него вообще.

– Дорогой, – едва выговорив ненавистное слово, начала Элезарет, – я хочу сообщить тебе счастливую новость.

– Угу.

– Видишь ли, я не была уверена перед вашим отъездом, поэтому решила подождать.

Стефан запил особенно крупный кусок вином и небрежно махнул рукой, призвав продолжать.

Элезарет сжала губы и с трудом заставила себя улыбнуться. Мельком она заметила, что Севир достал шкатулку и принялся её крутить. Противные щелчки сбили с нужной мысли.

– Стефан, – продолжила Элезарет, поправив юбку, – думаю, этот день можно назвать радостным для всех нас.

– Вот зараза! – прошипел Севир сквозь зубы. Он вскинул изумлённый взгляд на мать, и отчего-то Элезарет поняла, что сын знал, о чём она хотела сказать.

– Избавь меня от этих любезностей. Говори, что случилось? – не взглянув на неё, устало сказал Стефан. Он вытер руки салфеткой и принялся языком вычищать куски мяса из зубов.

Элезарет почувствовала столь сильное отвращение, что ей стало глубоко плевать, искренне прозвучат её слова или нет.

– Стефан, я жду ребёнка.

И вновь он удивил её реакцией. Она ожидала радости, ухмылки или хотя бы того, что он посмотрит на неё. Но Стефан лишь кивнул и сказал:

– Хорошо.

За столом повисло молчание, нарушаемое лишь его причмокиванием да копошением Сирора в тарелке. Элезарет вспыхнула от гнева, но довольно быстро он сменился ледяным презрением.

Когда наконец неподатливый кусочек был вынут и проглочен, Стефан спросил:

– Мне сказали, что Сирор наконец-то научился доставать шкатулку, когда захочется? Это так?

Элезарет сжала пальцы на животе. Там, внутри неё, билось сердечко: сильное, любимое и не имеющее ничего общего с бесчувственным правителем Илассета.

– Рори, покажи отцу, как ты умеешь, – она назвала сына этим прозвищем назло Стефану.

Сирор бросил ложку и с мученическим видом встал. Он глянул на нянечку, которая показала малышу леденец, и с неохотой призвал жёлтую шкатулочку.

– Хорошо, – повторил Стефан. – Я привёз из первой ветви бесценного.

– Что? – Элезарет не притворялась. Рейне действительно показалось, что она ослышалась.

– Он открыл несколько шкатулок принцев, так что можешь не сомневаться в нём.

– Отец, я всё ещё считаю, что это плохая идея, – начал Севир, но Стефан прервал его резким:

– Закрой рот. Это не обсуждается.

– Я его мать! – воскликнула Элезарет. – Ты хочешь решить его судьбу, даже не спросив меня?!

– Я не нуждаюсь в разрешении, дорогая. Я отец города. – Стефан встал, дав понять, что разговор окончен.

– А я твоя жена и мать твоих детей, я рейна Элезарет! И ни один бесценный больше не прикоснётся к шкатулкам моих детей!

Элезарет вскочила, в три быстрых шага догнала мужа и с силой развернула.

Она думала, что он сейчас ударит её на глазах у всех. Но Стефан глянул на её живот и лишь крепко сжал запястье.