Ворчание ездового пса

Бандерлоги города уже позабыли, как страстно схлестывались над ямой в высоколобых спорах на авиационную тему, в которой ничего не смыслят.

Вася, не ведись ни на какие вопросы, запросы и провокации в будущем. Самолеты падали и будут падать; и вновь журналюги полезут к эксперту… Не ведись, уверенно шли всех в эротический круиз. Не стоит выставлять свое мнение на позорище.

Да пошли они все. Чем дальше гляжу на авиа ру, тем сильнее презираю всю эту офисную шваль.

Заинтересовался творчеством Стивена Кинга, нарыл о нем в Википедии кучу информации, просмотрел сюжеты романов. Нет, что‑то о таком мне читать совершенно не интересно. Закрыл тему.

А вот примитивные вроде бы романы Гаррисона читаю и перечитываю. Видимо, мое развитие ограничилось неким средненьким уровнем, выше которого я не прыгну и глубже не нырну. Мне не открываются заумные шедевры для высоколобых. Изгибновения сюжета, на мой взгляд, достойные изощрённого ума шизофреника, да ещё придуманные одним–единственным человеческим мозгом, приводят меня в трепет. Я прост как духовой инструмент. И выше духового оркестра не стремлюсь; мне в оркестре хорошо, я его тонко чую. А большего мне не дано. Но лучше тонко чуять свое, чем делать вид, что голый король одет.

Читатель прислал скачанный где‑то любительский десятиминутный ролик о простейшем перемещении единицы городского планктона в метро, с комментариями–измышлизмами. Эдакое видеоэссе. Долго и ни о чем. Просит высказать мое мнение. Подземная жизнь…

Я и высказал. Мне их жалко… Чем живут люди… Я видел Небо!

Вот многие упрекают меня в излишней пафосности. Мол, надо просто молча делать свое дело, не возвышая его и не тыча в лицо другим, что оно лучше всех. Скромнее надо быть.

Свинья под дубом молча делает свое дело. Потом её зарежут и съедят, и не останется следа в памяти.

Им пафос режет ухо. Пафос отпугивает их тем, что будоражит в них остатки какого‑то кастрированного органа, беспокоит… когда так хорошо в теплом навозе города копошиться, похрюкивая. Пафос мой заставляет их вглядеться в свою внутреннюю пустоту, и они ёжатся.

Им бы интересно было просто прочитать в метро о полетах. Развлекуха.

Вот так и подмывает закончить свою литературную деятельность эдаким кратким послесловием, размещенным в конце того же «Таежного пилота». О пафосе. Что я ж таки надеюсь своим пафосом вытащить очередную единицу планктона из этого вечного, обезличенного, потребительского дерьмаа и поднять к Небу.

«Может быть, это будешь ты».

Листаю старые отзывы на свою «Аэрофобию». И откопал вот такой, восторженный: «Вы видели Бога! У Вас были крылья!»

Ну. Ага. Мой Бог – это Небо.

А интересно все‑таки. Книги, плод моих страданий, живут! Людям нравится. Видать, я что‑то после себя путное все‑таки оставил.

В Википедии меня где только не упоминают. Я стою в списках «Летчики СССР», «Летчики России», «Писатели 21 века», – стою рядом с такими людьми, перед которыми трясущейся рукой готов сдернуть шапку. И нахожусь я в этом ряду не по своей личностной сути, а благодаря только набору слов, слепленных в видимость художественного произведения. Как все‑таки это влияет на общественное мнение. А сколько среди нас таких пейсателей, целью которых только и является формирование этого самого благосклонного общественного мнения об себе, любимом. Тусуются…

Сколько ни копаюсь в отзывах, откликах, рецензиях и ссылках на себя любимого в интернете – все одно и то же. О Ершове уже все сказано, и нечего больше там искать. Общее мнение уважительное – как к профессионалу и как к писателю, открывшему людям кухню летной работы. Можно о нем спорить. Не во всем вызывает согласие. Отталкивает менторский тон и пафос, ворчание старика, непонимание современной специфики. Но, в общем, – интересно: лучше Ершова про авиацию все равно никто не написал.

Да. Кеосский обычай: осознаешь, что лучше в своей жизни уже ничего не сотворишь, – утешься этим, подведи черту и уйди.

Конечно, уходить вообще из жизни, именно по этой причине, как тот отравившийся публично великий скульптор с острова Кеос, – смешно. А применительно ко мне – тем более. Я занимался писательством играючи, почти шутя, баловства для. Я, в общем‑то, всем занимался играючи, не загружаясь, в одно касание, в удовольствие, в кайф. А будущая моя жизнь пока ещё привлекательна для меня другими своими проявлениями. Может, я ещё в чем‑нибудь кайф словлю.

Для меня даже летный период жизни, долгие 35 лет, был только этапом; он прошел, и я сильно не страдаю по летной работе, потому что полностью ею удовлетворен. Потом был период писательский – и он прошел; и слава богу, что хоть что‑то осталось людям. Я и писательством тоже удовлетворен и сыт.

А пока буду смотреть на жизнь другими глазами. Найдется новое увлечение – предамся ему.

Единственно что меня чуть настораживает с годами – это мое разочарование в людях. Я их и раньше сторонился, шел своим путем, а вот теперь стал прямо презирать людей за их слабости, за неспособность организовать толковое общество, способное к прогрессу.