Ворчание ездового пса

А ведь общество‑то живёт. Как‑то там копошится. Что‑то там, у них, переплетается, что‑то отстаивается, что‑то созидается. Меняется, то к худшему, то к ещё более худшему… вот только к лучшему – в общем, явственно, – нет заметного движения. И я как был сам по себе, так и остаюсь, ну, наблюдаю со стороны. Право на это даёт мне возраст. Смешно было бы бить себя в грудь как тот, забытый нынче Лигачев, утверждая, что чертовски хочется работать.

Нет, мне работать не хочется вообще. Идёте вы пляшете. Я сам по себе.

Вот и настораживает это «сам по себе». Люди потихоньку от меня отшатываются.

Ага. И некому будет идти за гробом.

Да и хрен с ним, с гробом. Пока я жив – смерти нет, а умру – хоть сожгите тело и прах по ветру пустите… я этого уже не увижу. Останутся вам мои книжонки… почитывайте.

Счастливый период жизни: плавный переход в созерцательность, в равнодушие, в маразм, в младенчество… тихая слюнявая радость… на завалинке… и когда‑нибудь не проснусь, склею ласты. Дай‑то бог.

Cogito, ergo sum.

Мы тут в беседе с Костей затронули вопросы смены летных поколений. Он говорит, эти мальчики, что только из училища, как ни странно, моментально схватывают суть современных полетов и за полгода втягиваются, как век летали. А вот со стариками, переученными из совковой системы, вечные проблемы.

В училище современным курсантам дают теперь превосходную языковую подготовку, остается только подшлифовать обязательную фразеологию. ФАПы они тоже зубрят очень основательно, с этим проблем нет. То есть: училища заставляют ребят заранее готовиться к новой системе. И налет теперь дают 150 часов, и выпускают на двухмоторном Л-410.

Нас так не учили. Нас учила жизнь, уже в полетах, под крылышком у опытного дяди. А тут пацану надо быстренько самому становиться дядей, ибо лишних членов в экипаже нет.

Жизнь не остановишь. Но меня не покидает ощущение, что эти мальчики все‑таки недополучают – и никогда уже не получат – того, чем были с училища пропитаны мы. Все‑таки они уже в значительной степени компьютерные пилоты.

Макс вон, попав из СиАТа в Аэрофлот, долго сидел там на земле, чуть не два года, и только вот недавно начал летать на вожделенном аэробусе. Ну, там у них система такая. Высидел. Зубрил себе, зубрил… теперь вот летает за сайдстиком А-320.

Вообще, я, видимо, дурак. Вот я не могу врубиться в такое простейшее определение:

«Согласно экзистенциализму, интенциональность существования коренится в трансценденции существования, в его бытии–при–мире. Следовательно, преодолевается не только понятие сознания, но и бытие–вне–мира субъекта, оторванность субъекта от мира».

На мой тупой взгляд, это абсолютная херня. Философия для меня есть словоблудие. Но умные люди считают, что вызубрив философию, научившись ориентироваться в ней, затем приняв её всей душой, человек по идее должен выработать определенные взгляды и следовать им по жизни.

Для меня нет никакой нужды вкуриваться в философирование ради выработки каких‑то там интеллигентских взглядов. Я выработал свои взгляды и убеждения без какой‑либо философии. Мое бытие – не при–мире, а просто бытие. Лопата не мешает мне мыслить по–своему. А всех этих пидоров – сартров и камю, с къеркегорами и бердяевыми заодно – фтоппку. Случись на Земле катаклизм – их философиями и задницу не вытрешь. Это все – трансцендентальный, схоластический бред горожан. Бред.

А вот Лев Толстой – не бред. Однако, отрицая философию, отрицая как бред, не уподобляюсь ли я тому быдле, который ниасилил «французскую» главу «Войны и мира» и бахвалится своим комплексом полноценности и ощущением, что он без Толстого ни грамма не чувствует себя обделенным.

Люди разные. Кому‑то нет жизни без Камю и Сартра. А мне вот, дураку, – без лопаты.

Я весь вечер провалялся за книжкой; за три дня прочитал три части «Эдема» Гаррисона; заодно проглотил небольшую повесть про одинокого охотника Фому. Автор – путешественник, охотник и писатель Михаил Кречмар, пишет хорошо. Повесть пронизана светлой грустью житейской мудрости и полным неприятием городского бытия. Книгу эту дал мне Игорь.

Читаю Кречмара дальше: хороший, умный писатель, с прекрасным слогом и языком. Пишет о том, что хорошо знает: о Севере, тайге и её насельниках. Интересно и увлекательно.

Сам он егерь и охотовед, работает координатором каких‑то экологических программ, попутно пишет и издаёт книги, небольшими тиражами. Я занёс его в список избранных авторов на Прозе.

Я читаю много и быстро, даже пугающе быстро. Но пока читается, надо читать – самое для этого время. Как я об этом свободном времени раньше мечтал…

В порядке отдыха лениво листаю интернет в поисках отзывов о моем творчестве. Все одно и то же. Поражает только огромное количество сайтов, на которых тусуются эти… аэробздуны, сайтов, на которых меня и мои книги постоянно поминают. Бедные люди, они достойны жалости, но вместе с жалостью вызывают у меня презрение. Для них перемещение из пункта А в пункт Б в железной коробке – пытка страхом неизвестности; для меня Полет – счастье. Я видел Небо, которого они так боятся, я жил в нем как дома.