— Всякое бывает,— сказал он.— Если никто не вернется, ваш брат окончит школу-десятилетку, потом пойдет в школу милиции. У нас своих Суворовских и Нахимовских нет, а кадры нужны. «Кадры решают все!», перспективы у нас большие, сами понимаете, возможности роста неограниченные. В общем, не беспокойтесь, брат ваш в надежных руках. У вас есть еще какие вопросы? Извините, мне срочно нужно в тюрьму, дела.
Я пожал плечами.
— В общем, не волнуйтесь. Коллектив наш здоровый. Если что, вызовем, найдем, ваши приметы, простите, ваш адрес есть. Пока жалоб на вашего брата нет, дело знает, молодец. Можете им гордиться. Если так будет продолжать, мы его у знамени сфотографируем и вам фотографию подарим.
— Заранее благодарю,— ответил я.— У меня ни одной фотографии брата нет.
— Рад был познакомиться!
— Вы не представляете, как я рад! — заверял я майора с усталыми и серыми глазами.
— Взаимно...
— Нет, я больше рад!
Майор завязал папку с вырезками из газет и уставился на меня, не понимая, чему я рад больше него.
— Заходите!
— Постараюсь! До свидания!
Я вышел, осторожно прикрыл дверь. Майор почему- то напомнил мне рыбу фугу, рыбу-шар, я про нее читал до войны в книге Брема «Жизнь животных». Фугу водится у берегов Японии. Если ее что-нибудь раздражает, то она глотает воду и раздувается, как футбольный мяч, и держит воду в себе настолько крепко, что если на нее становится взрослый мужчина, не какой-нибудь подросток вроде меня, она все равно держит воду в себе, не выплевывает.
— Что решили? — встретил меня Рогдай.
— Все в порядке,— успокоил я.— Приметы мои известны.
Я погладил брата по голове, Рогдай затряс головой, точно отряхиваясь.
— Перестань! Ты знаешь, я не люблю, когда за волосы трогают.
— В общем, рубай на пару с лошадьми,— сказал. Меня трясло от злости.— Овес жирный, только не объедай копытных, они этого не любят. В общем, когда совсем будет тяжело, жри пирожные. Если денег не хватит, скажи, я подброшу для полного котлового довольствия. Нам нужны надежные кадры! Возможности роста у тебя неограниченные, а ведь за меня ты ни полслова не замолвил.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
После смерти Ванятки Серафима Петровна стала совершенно седой, и если бы не любимая работа (она преподавала литературу в старших классах), если бы рядом не было ее девчонок, которые не только требовали усилий и внимания, но и сами выхаживали мать, не давали ей остаться один на один с неисправимым горем, она бы не выдюжила. Учительница получила квартиру в многоэтажном доме возле еще не восстановленной коробки Управления ЮВЖД. Нам тоже предлагали комнату. Само собой, первыми переселяли тех, кто жил в подвалах, и сразу же ставили милиционера, чтоб в освободившийся «склеп» вновь не заселился какой- нибудь шустрый из вновь прибывших, пожелавший без очереди получить жилье. Бывало, подвал и подрывали для верности.
Что говорить, пора было прибиваться к какому- нибудь берегу, но некоторые берега оказались настолько крутыми, что и не взберешься, зато иные были низкие, болотистые, шагнешь и увязнешь.
Мы пропустили год учебы, оказались переростками.
— Мне пять классов хватит за глаза,— заявил вдруг Рогдай.— Я не пойду с малолетками в один класс. Им хорошо, в эвакуации учились, самолетам хвосты не заносили, при мамочке росли, а то и при папочке. Ходят с портфельчиками, как буржуины. У меня к ним классовая ненависть.
— Щи лаптем хлебаешь и рад,— сказал я.— До смерти хочешь быть конюхом?
- Дело не в том, кем вы будете,— сказала Серафима Петровна, присутствовавшая при разговоре.— Только хорошо, если конюх будет грамотным человеком, и плохо, если необразованным.
Без лишних слов в сентябре она взяла Рогдая за руку и привела в шестой класс Седьмой образцовой мужской школы. То, что Рогдай пошел в школу, было правильно, но вот то, что его привели в «образцово- показательную», было ошибкой, хотя действия Серафимы Петровны были понятны: она хотела держать буйного Родю на коротком поводке, не спускать с него глаз. Само собой, то, что Рогдай работал в эскадроне, скрыли, чтоб не возникли «нездоровые интересы» у одноклассников. Зря я не разубедил ее, не втолковал, что Рогдай сорвется с привязи, наломает много дров. Так оно и случилось.
Рогдай продержался лишь первую четверть: завуч Антонина Петровна, красивая, своенравная молодая женщина, вызвала гвардейца, прикрыла дверь кабинета, села за стол, предложила сесть и Рогдаю, затем вздохнула и объяснила популярно, что ему следует забрать документы, так как в вверенном ей учебном заведении учатся нормальные, не демобилизованные из фронтовых частей дети, у многих родители занимают высокие посты,— так у Юры Аленикова отец заместитель Военторга, у Вовы Затулея — генерал, и не позволит она в школе устраивать поножовщину, хорошо еще, что не позвонили в милицию, не приехал «воронок» и не взяли под белые рученьки ветерана войны, не упрятали туда, «куда Макар телят не гонял».