– Ты бы слышала, как шумят эти крикливые мерзавцы у меня дома на рассвете, – фыркнул Берти, а потом снова покраснел. – Чертов гам. Тебе нужно… нужно… ну, знаешь… приходи как-нибудь утром, – пробормотал он напоследок, но Фэй его не услышала, поскольку сверху воздух прорезало рычание моторов. Они подняли головы и увидели, что над лесом строем летят три истребителя.
– «Харрикейны»[19]
. – Глаза Берти загорелись от восторга. – Могу определить по форме крыльев. В газете была статья о том, как распознавать самолеты по их силуэтам. Я приколол ее себе на стену.– Все это кажется таким нереальным, да? Люди стреляют друг в друга из пушек, танков и самолетов над Ла-Маншем. Ты правда думаешь, что они придут сюда?
–
Над головой защебетала птица. Сольная болтовня малиновки. Затем последовал перекликающийся гомон воробьев.
– Они вернулись. – Фэй схватила Берти за руку. – Послушай. Птицы вернулись.
Деревья наполнились щебетанием, чириканьем и писком, будто птицы никогда и не исчезали.
– Разве это не прекрасно, – сказал Берти, песня вызвала у него улыбку.
– Есть еще кое-что. Послушай. – Фэй склонила голову набок, ее друг сделал то же самое. – Слышишь?
– Э-э… ага, малиновка, я полагаю, и…
– Воробьи. Все они поют одну и ту же песню.
Берти покачал головой, прислушиваясь.
– Звучит как писк и…
– Нет, слушай внимательно, – настаивала Фэй и шепотом подпевала. –
– Это детская считалочка?
– Нет. Это то, что они поют.
Берти поморщился.
– Я… я этого не слышу.
Теперь Фэй запела громче:
–
Воробьи запели в ответ, а затем с трепетом, от которого у Фэй сильнее заколотилось сердце, слетели со своих веточек и ринулись в небо над линией деревьев. Все они кружились в одном направлении, обратно по тропе, примерно в пятидесяти футах, образуя облако крыльев, затем уселись на другое дерево и снова запели:
–
– Черт возьми, – пробормотала Фэй, затем дернула Берти за руку и последовала за воробьями тем же путем, которым они пришли. – Мы идем не туда.
– Фэй, я ничего не слышу. Ты уверена?
Но для нее все оказалось ясно как божий день. Воробьи пели заклинание, потом перелетали к другому дереву, ждали, пока Фэй догонит их, затем повторяли то же самое снова. – Ты должен это услышать… ну же, Берти, сейчас, ты, конечно же слышишь?
– Я… ну, я слышу чириканье птиц, так что…
Воробьи снова запели и перепорхнули на другое дерево дальше по тропинке.
– Смотри, – просияла Фэй. – Посмотри на них. Обычно птицы так себя не ведут, да? Это ненормально, это почти…
– Почти что?
Фэй заметила легкое замешательство на лице Берти. Либо он не понял, либо действительно не слышал и не видел того, что происходило прямо перед ним. Она вспомнила слова отца о том, что люди меньше уважали ее маму из-за того, как она видела этот мир.
– Почти… – Она не знала, что сказать. Такие слова, как «
Воробьи снова взлетели, и Фэй заметила, что деревья поредели. Птицы уводили их на опушку леса.
– Здесь, – выдохнула она, и они остановились. За полем хмеля виднелось скопление построек, и все воробьи устроились отдохнуть на вершине самого большого амбара. По периметру бродил фазан, словно тюремный охранник, совершающий обход.
– Это ферма Гарри Ньютона, – пробормотал Берти. – Ты думаешь, Крэддок там?
– Да.
– Потому что кучка птиц подняла шум и приземлилась на его крышу?
– Есть только один способ выяснить это, – решительно ответила Фэй.
Они пробежали по полю хмеля Гарри Ньютона. Фэй со скрипом отворила двери самого большого амбара. Воробьи вернулись к своей обычной песне и улетели.
– Привет? – позвала Фэй. – Гарри? Кто-нибудь?
– В поле стоит трактор, – заметил Берти, ковыляя за ней. – Вероятно, Гарри там. Мы не должны быть здесь, Фэй. Строго говоря, это незаконное проникновение, и я знаю, что у Гарри есть старый мушкетон. Мы месяцами будем выковыривать осколки пуль из своих задниц.
– Что это? – Она проскользнула в полумрак амбара туда, где что-то валялось в грязи и соломе. Фэй подняла находку. – Чей-то старый ботинок… – начала она, но тут весь мир перевернулся.