Воронка бесконечности

– Привет, Майечка! Послушай, не могу я уже больше, я так соскучился! А ты? Но все уже, я уже скоро! А ты приедешь меня встречать, сможешь? Да? Вот здорово! Вообще, лапа, как ты? Ты не забыла меня? Нет? Ну, правда, как ты там, без меня? Да, и я тоже очень-очень соскучился! – Потом, притушив, сузив голос так, чтобы никто, кроме нее, не услышал, он прошептал: – А помнишь ту ночь? Нам было так… так хорошо, правда?.. Ты любишь меня, Цветочек мой?..

Ночью, лежа в постели, погасив свет, совсем уже готовая уснуть, она слушала рвущийся ей навстречу любимый голос. Он звучал в ней волшебной музыкой, каждый такт которой падал в сердце и отзывался трогательной горьковатой нежностью и тягучей сладкой тоской…

Она вдыхала, словно он был близко-близко, его запах – так, крепко обнимая, прижимая к себе перед сном любимого плюшевого мишку, ребенок вдыхает его запах… Его запах – такой неповторимый – мужской, надежный, близкий, родной…

И всматривалась в темноте в его лицо, и видела близко-близко его горячие, в полыхающих, искрящихся счастьем, огоньках, темно-серые глаза, отражавшие ее саму, говорившие ей о любви, словно он был сейчас здесь, рядом с ней. И ощущала на своем теле каждое прикосновение его ласковых жарких губ, горячих рук, – и купалась в тихом, теплом изумрудно-зеленом море счастья.

И вспоминала…

Много лет назад. Она…

…И вспоминала, как поздно вечером накануне Олежкиного отъезда, они ехали на такси из Москвы в совхоз-комбинат «Московский», где она после второго курса работала в студенческом стройотряде, строившем парники и овощехранилище. Она почти каждый вечер приезжала оттуда в Москву, чтобы побыть вместе с ним. Они гуляли в Нескучном Саду, по набережной Москвы-реки, ходили в кино, чаще всего, в «Рекорд» в их любимых Лужниках – небольшой этот кинотеатр находился прямо в здании Большой Спортивной арены, – и устраивались там, обнявшись, в последнем ряду. Иногда они сидели в каком-нибудь кафе, а потом, поздно вечером, он провожал ее до самого палаточного городка, где жили студенты ее курса.

В тот день работа в стройотряде закончилась почему-то рано – сразу после полудня. Очень кстати! Она позвонила Олежке домой из телефона-автомата и скорее поехала в Москву, чтобы подольше побыть с ним накануне его отъезда. Вместе они погуляли по Лужникам, пообедали в летнем кафе, сходили в «Рекорд» на «Подсолнухи». Искренний, печальный фильм – он запомнится, отозвавшись трепетом в душе, навсегда.

…А денек выдался замечательный – летящий высоко-высоко, и там, наверху, звенела глубокая, ровная, яркая синь-синева неба – и ни облачка!.. Красивый день – румяный, загорелый, пышущий здоровьем, искрящийся счастьем, как будто он только что вернулся на работу после отпуска на Черном море. Какой бездонной, какой необъятной горячей синевой разливалось над ними, как полыхало безбрежное августовское море неба! Обалдевшее от восторга синее небо. Жаль только, что этот радостный золотисто-рыжий день слишком быстро поздоровался с вечером. Рыжим золотом плескалось теперь наверху, щедро рассыпая брызги вокруг, высокое летнее небо, становившееся все выше. А тут и синий вечер подоспел, пожал золотому дню мягкую теплую руку. Нежно и незаметно слились, перетекли они друг в друга.

Родившийся на свет вечер стремительно менял краски. Новорожденный, он окрасил мир сначала в мутновато синий, с молочным отливом, а затем, вскоре – в кобальтовый цвет, словно какой-то начинающий художник старательно размазал кисточкой по небу синие чернила, такие же, как те, что стоят на письменном столе у ее отца.

Но незадачливому этому художнику почему-то не понравился его шедевр, и он в раздражении вылил на небо целый флакон черных чернил.

И, конечно же, испортил все! Вечер сразу же растерялся, стемнел и пропал в ночи – ушел в прошлое, чтобы, к сожалению, уже не вернуться никогда.

И в третий раз мир поменял краски: разгоревшаяся в полную силу луна и полыхающие там, в вышине, звезды сделали ночь нереальной – блестяще-черной, с редкими проблесковыми огнями, как в аэропорту – антрацитовой.

Августовская ночь. Полнолунье.

Антрацитовая ночь поздоровалась, устремилась им навстречу – ласково и страстно одновременно, обволакивая, окутывая их нежностью.

…Выйдя из такси, они вошли в зачарованный ночной лес, населенный смутными силуэтами, странными тенями, призраками прошлого, настоящего, будущего, которые еле слышно шептались о чем-то между собой… А со всех сторон их окружала, обнимала, радовалась им глубокая ночь. Здесь, в лесу, ночь опять изменилась, стала мягкой, кашемировой, матово-черной. В непроглядной темноте, держась за руки, они немного побродили по тихим лесным тропинкам. Лес приветливо, по-дружески принимал их торжественным звонким молчанием, улыбался широкой открытой улыбкой, доверчиво раскрывался им навстречу, как старая любимая книга, и они с удовольствием перелистывали его страницы, каждый раз открывая нужную – самую любимую…

Ночной воздух пах теплом и сухостью. А весь июль Москву поливали дожди!