– Любимая моя, хорошая, – шептал он еле слышно, обнимая ее и с трудом переводя дыхание. – Майечка моя… милая… только ты мне нужна… только ты одна, больше никто… нет… нет, никто… и никогда! Ты так хочешь, да?.. Тебе так хорошо? Правда? Милая, да… да, так! Вот так… еще, пожалуйста, вот так… еще… еще… так… как хорошо… а тебе?.. Наверно, мы просто очень подходим друг другу., или я очень люблю тебя… но так же просто не бывает… та-аак…
– Олеженька, ты мой…
– Цветочек ты мой! Люблю тебя по-страшному, до головокружения, до сумасшествия!
– Да, да-а… Так…
В ушах звучала небесная музыка ее любимой немецкой баллады[22]
:Сплетались слова, сплеталось дыхание. Сплетались, растворялись друг в друге и летели неизвестно куда, парили, не помня себя… уже не тела – души. И две души, сливаясь в одну, звенели, нежно, как две хрустальные рюмочки, как нежные колокольчики Вальпургиевой ночи.
– Ведь ты тоже так хотела этого, сегодня, здесь, сейчас, немедленно! Правда ведь? Ну скажи?
– Да-аа!
– Люблю тебя, так… ааа-а!!!
Жаркая, ошалевшая от страсти, багровая или антрацитовая, или непонятно какая ночь заходилась в судорожном восторге, обрушивалась на них оглушительным водопадом нереального, оглушительного, нестерпимого счастья. Полыхающая в небе луна всхлипывала, стонала вместе с ними от невозможного, сумасшедшего наслаждения. Лес хохотал, гудел, схлопывался, вспыхивал, гас. Небо устремлялось ввысь, а потом опрокидывалось на землю. А захлебывающаяся в экстазе страсти мелодия
«Я люблю тебя», – пела, молила скрипка то страстно, то нежно.
«Люблю… люблю…», – вздыхала в ответ виолончель.
Эта страсть, это наслаждение дарили забвение. И таилось в этом что-то давно забытое. Может быть, то было прикосновение к какому-то древнему Знанию, тысячелетней мудрости? Может быть, им открылось вдруг нечто, спрятанное глубоко под толщей веков и даже тысячелетий? Первозданная Мудрость Любви, скифских или, скорее, славянских языческих обрядов… Что-то неизведанное, сказочно-поэтическое, исконно свое, родное, древнее, уносящее в глубину, в даль веков. Или это было надвременье? Навь?..
Древний ритуал… Глухие леса, хороводы. Жар и потрескивание костра налесной поляне. Пламенеет лес, зажигается поляна диковинным светом – розовым, оранжевым, рыжим – непонятно каким! И летают, скользя, в этом ночном разноцветном мире смутные полупрозрачные тени, и отражается ночной мир в глазах людей тысячами маленьких пожаров. Все жарче разгорается костер на поляне, и полыхает он яро, и освещает все вокруг огненно-рыжим заревом, и огонь дышит и движется. Жаркие языки пламени пляшут, оживая на глазах, и устремляются ввысь, и достают до самого неба, а искры сверкают и летят, и звезды в небе тоже летят от счастья… И летят, кружа хоровод, пляшут девушки в сарафанах, и венки у них на головах, и длинные косы их тоже летят в вихре танца. Огненные пляски и текущие полноводной рекой песнопения, и дивная, звенящая, смеющаяся музыка. И хитрое подмигивание, и серебристое хихиканье жизнерадостных колокольчиков, и чарующий и завлекающий, вкрадчивый и манящий смех русалок.
…И вот уже косы распустились, и ленты потеряны, а длинные запутавшиеся волосы полощет, лаская, прохладный ночной ветерок, и звучит странная, диковинная, дразнящая всхлипывающими или смеющимися колокольчиками музыка, и слышится обволакивающий, страстный, полный неги любовный шепот в уголках леса… И потрескивает догорающими сучьями ночной костер, и пляшут, смеются, брызжут огоньками-светлячками искры, и тихо гаснут. И полыхает теперь ночной мир пожаром юности и неизведанной доселе непреодолимой страсти. Жаркие объятия и поцелуи, любовный порыв, горячий трепет… Соитие, восторги обладания, извивающиеся, слившиеся в первозданном языческом блаженстве пары, и всхлипы, и вскрики, и сладостные судорожные содрогания… И погибает задрожавшая, изогнувшаяся в нестерпимо сладких конвульсиях упоительная ночь. Недолго сладкое забытье. Ах, как ночи коротки! И вот уже струится рассветом море юности.
…Мудрость природы. Извечный языческий ритуал. Рвущийся наружу острый инстинкт. Продолжение рода. Соединение мужчины и женщины друг с другом, с землей, с Вечностью.
Языческий обряд солнцеворота – только в начале августа.
Слов больше не было – зачем?
Они то улетали далеко-далеко, то куда-то падали – их затягивало в глубокий темный омут. Их Воронка была бездонной, конечно. И только луна исподтишка подглядывала за ними.