Воронка бесконечности

В то утро Олежка улетал в отпуск в Ригу, в гости к тетке, на двадцать дней, то есть на целую вечность. Они оба уже думали только о том, как бы пережить эти почти три недели. Как же так? Он там, в Латвии, она здесь – еще три или четыре дня в стройотряде, потом дома, в Москве. Вот о чем она меньше всего думала – это как бы ей незаметно проскользнуть в палатку, где ночевали девчонки-стройотрядовцы, чтобы вездесущий командир стройотряда не заметил, что она возвращается уже утром, прямо на работу. А надо бы об этом подумать! Уже два раза дотошный командир Сашка Отвечалин давал ей штрафной наряд вне очереди – вместо строительства парников отправлял ее за нарушение трудовой дисциплины мыть туалеты.

Покатился-покатился колобком по городам и весям через утро, полдень, сумерки к вечеру этот новый, не по-августовски жаркий день. Первый день без него – прошел паровоз, за ним следом отстучали по рельсам колеса.

А потом покатились по рельсам, гремя на стыках, еще девятнадцать вагонов – таких же оглушительно пустых дней.

Нет. Не совсем пустых. У нее было предощущение – что-то случилось…

Наше время. Я…

…Да, она-то, может быть, и смогла поступить иначе. А вот я – нет. Ну, зачем она лезет мне в душу, после стольких лет, со своими воспоминаниями! И потом, она обвинила меня в предательстве, хотя и не произнесла этого слова. Ну не было никакого предательства. Потеря, боль, незарастающая брешь – так точнее. Что ж поделаешь? Просто не повезло. А предательство? Это сильно сказано! И уж если кто совершил предательство… То это он! Она? Да нет, это слово вообще тут не подходит. Нет. Малодушие, а у него, может быть, уже и болезнь. Что с этим поделаешь? Так случилось. Просто не повезло.

Откуда вдруг много лет назад мутным потоком ворвалось в мою жизнь это наваждение? Почему так случилось? Наверное, не было в Олежке ни настоящей мужской силы, ни особого интеллекта, ни достоинства – ну, решительно ничего особенного. Почему? Не было ответа на этот вопрос – ни в те, старые времена, ни много лет спустя. Может быть, я его просто придумала. От начала до конца. Создала себе книжный, романтический образ принца. Но на кого похожи принцы? Этого я не знала. Своего принца я воздвигла на пьедестал и увенчала его главу короной.

Или венцом терновым?

Но он, мой принц, об этом – не знал.

Да и знал бы – не понял.

Разумом я, вероятно, понимала все это уже тогда. Но чувства… Что-то зацепило, отозвалось в душе – какая-то нота упала в сердце, прозвучала в унисон. Кто может до конца понять алхимию любви?

Неистовый… Как подходит к нему это слово. Как привлекало это неистовство! Неистовый, не терпевший кривых, окольных путей… Как поражала эта прямота! Отчаянный, искренний… Как подкупала эта искренность! И… слабый. Слабый, безвольный, незрелый человек. И пьющий – уже тогда. Кажется, сильно пил и его отец… Может быть, его отец рано и умер от пьянства? Он ведь никогда ничего не рассказывал о своем отце, а я и не спрашивала… Его ожесточившаяся, работающая в магазине продавщицей мать. Ей бы только вытянуть двоих мальчишек да одеть-накормить, да на ноги их поставить, а тут еще и бабушка, тоже есть хочет, а надо ведь обставить, чтобы было все как у людей, крошечную квартирку из двух смежных комнат… До воспитания ли ей! Она и понятия не имела, какую жизнь ведет ее старший сын, ведь он уж вырос, работает, деньги в дом приносит, все вроде в порядке, ну, и на том спасибо, а ей за младшим, Толиком, присмотреть бы, чтобы двоек не нахватал да не подрался бы с кем в школе! Так надо же, теперь старший-то вон влюбился, кажется. Ведь все вечера, если не на работе, то где-то пропадает или ее звонка у телефона ждет. К телефону и не подойти, никого не подпускает, дежурит. Ишь ты, как она его зацепила! Того и гляди, он еще вот-вот приведет сюда свою девицу да женится, да как вздумают здесь поселиться и сядут оба ей на шею, а то еще эта его невеста детей сразу нарожает – и все это в их крошечной квартирке… Что же, на голове друг у друга, что ли, сидеть? Нет уж, дудки. Пускай ее родители об этом думают – у них целых три комнаты, у этих интИллигентов!

Вот так это было. А он… Что он? Сильно пьющий, не слишком воспитанный, слабый человек. А страсть, если это только страсть, проходит рано или поздно. Чаще – рано.

Что же это было – зачарованная Воронка бесконечности?

Дар судьбы или проклятие?

Дар? Тогда почему его не удалось сберечь?

Проклятие? Но тогда зачем оно вообще было дано судьбой?

Как она возникла – Воронка?

Воронка часто возникает на месте образовавшейся пустоты.

Говорят, первая любовь не забывается никогда. Много лет я запрещала себе вспоминать ту пронзительную, болезненно отзывающуюся – и сегодня болит, когда дотронешься, – историю… Нет, неправда! Вспоминать, конечно, вспоминала, но как-то отстраненно, словно случилось это в другой жизни.

Моей?

Все гораздо хуже.