Самое главное, наверное, – это быть самой собой, как бы ни старались тебя сломать, приспособить под себя, переделать. Сохранять верность самой себе, даже когда обрежут крылья. Совсем. Больше не взлететь. Это и значит быть сильной. Быть мудрой.
Правда, и это ничего не дает. Не спасает. Вот ее же не спасло.
Это самое трудное в жизни. Потому что надо еще суметь понять – какая ты, что в тебе главное.
Она знала,
Часть II
Страсти по воронке
Много лет назад. Она…
Чтобы не опоздать, она выехала из дома часа за четыре и поэтому оказалась в аэропорту задолго до прилета Олежки. Отправляясь его встречать, она принарядилась: надела нежно-розовую водолазку и модный ярко-синий брючный костюмчик-клеш, привезенный мамой из Чехословакии, которого он еще не видел. Отличный, кстати, костюмчик, очень ей идет, только вот еще достань у нас такой – разве такие модные и красивые вещи достанешь просто так в советском магазине!
Она долго слонялась по зданию аэропорта «Внуково», даже и не мечтая выпить где-нибудь чашечку кофе. Это в зарубежных фильмах героиня может зайти в бар что-нибудь выпить – там такие заведения на каждом шагу. А в советском аэропорту об этом и подумать невозможно. Только ресторан, но туда не принято заходить, чтобы просто выпить кофе, да и закрыт он до самого вечера.
Присесть бы где-нибудь. Но нигде нет ни одного свободного места.
Люди сидят на вещах или даже лежат прямо на полу – наверное, со вчерашнего дня ждут свой рейс. Ой, только бы его рейс не задержали!
Наконец, мелодичный металлический голос объявил: «Совершил посадку самолет, следующий рейсом номер…»
Олежка, возбужденный, радостный, загоревший, с небольшой, но, видимо, тяжелой сумкой на плече, которую он не стал сдавать в багаж, чуть ли не первым выскочил из зала прилета, где скопилось огромное количество пассажиров, ожидавших своих вещей. Он сразу увидел ее в толпе встречающих, подбежал, обнял, прижал к себе и, ни на кого не обращая внимания, долго целовал. Неужели закончилась мертвая полоса ожидания, отчуждения от всего мира, неужели они, наконец, снова вместе?
Стоял еще теплый синий вечер, как часто бывает в конце августа, светило заходящее солнце, но порывистый холодный ветер напоминал о том, что лето, уходя, машет им рукой на прощанье, а осень уже вприпрыжку бежит, спешит навстречу.
«Да, лето прошло, – с сожалением думала она, выглядывая из окошка такси. – Вон сколько желтых, оранжевых, рыжих листьев на деревьях, на земле!»
И лес по сторонам шоссе изменился – насупился, сдвинул брови, смотрел хмуро, исподлобья, потемнел лицом… И вот опять этот мерзкий, тревожный ветер! Она никогда не любила ветер, а уж теперь…
«Сказать?» – напряженно думала она, пока они ехали в такси из аэропорта. Нет, пока еще рано. И как-то неловко, даже страшно. И потом, ну, о чем говорить? Может быть, ничего и нет. Может, все решится само собой. Как-то образуется. Ничего же еще точно не известно. Зачем же тогда пороть горячку раньше времени? Ведь ее же не тошнит, и голова не кружится, даже есть не хочется больше обычного… И какие там еще признаки?.. Ведь это же все должно быть. Ну вот, правда,
Нет, надо все-таки подождать, ну, хотя бы еще недели две.
Сидя на заднем сиденье машины, они были не в состоянии оторваться друг от друга.
– Лапа, я так соскучился, нет, ты даже не представляешь, я уже больше не мог, я бы ни дня больше не выдержал… – шептал он ей в самое ухо. И немного громче: – Ну как ты тут, без меня? Тебе уже скоро в университет, да? Занятия-то когда начинаются? Слушай, но тебе, и правда, понравился мой подарок?
Олежка привез ей из Риги изящный янтарный кулон – маленький, стекающий капельками, прозрачный коричневато-желтый овал.
Он все говорил, говорил, говорил… И никак не мог наговориться, рассказывал о Риге, о том, как проводил там время, шутил, вспоминал смешные, забавные приключения с мельчайшими подробностями.
– А вот знаешь… Знаешь, это… Ты же ведь не была в Риге? Нет? Ой, как жалко! Знаешь, она, это самое, она такая… Ну, в общем, красивая, улочки эти средневековые, узкие, и здания навроде старинные, и, это самое, Домский собор. А мы еще в Дзинтари, на взморье, ездили, купались… А представляешь, чего он такое сказал-то… Ну-у, ваще, какой блеф!
Она слушала больше его голос, не очень прислушиваясь к словам, слова ей были неважны. И почти все время молчала, лишь изредка вставляла короткие реплики. Как она была счастлива от того, что он, наконец, рядом и теперь больше уже никуда от нее не уедет… Как же ей не хватало его романтического поклонения, меланхолии, нежности, его неистовой, отчаянной, искренней полыхающей страсти!.. Она только на всякий случай крепко-крепко держала его за руку, до сих пор не до конца веря в то, что он так близко, уткнулась ему в плечо и наслаждалась звучанием его голоса, интонациями, шутками, с наслаждением вдыхала его запах…