Такое прощать нельзя. Он, наверное, думает, она и это стерпит? Ну уж нет! Это запредельно – не может быть ему прощения!
Да, вот уж на этот раз он перешел какую-то черту… Может быть, это и есть та самая точка невозврата, о которой она так много думала? Их любовь порвалась на части – она уже больше никогда не будет прежней.
Что-то сломалось в ней, наконец.
О чем он думал? Теперь он ее потерял!
Потому что любовь к нему – предательство по отношению к отцу и маме.
Да, но… Но как же предать любовь к нему? И если любишь, всегда ли вспоминаешь о достоинстве?.. Как жить дальше – без него?
И не выдержав больше, она заорала – как ей показалось, очень громко, во весь голос, но на самом деле, в себе, про себя, потому что из горла не вырвалось ни звука:
«А
Кто –
И вдруг молнией мелькнуло воспоминание, перед глазами вспыхнула, возникла картинка, ожила, заиграла яркими красками, зажглась разноцветными огоньками, ослепила, развернулась и пошла, побежала прямо ей навстречу, все время увеличиваясь в размере. В темной комнате стало светло, как днем…
…Вот весна, май, на деревьях уже вовсю распустилась листва, пышно цветет сирень, на улице жарко, как летом. Ранний вечер. Они с Олежкой спешат, торопятся, оба такие нарядные, оживленные. У Олежки в руке большой тяжелый пакет, и в нем объемный подарок (чайный сервиз, кажется), а она несет огромный свадебный букет. Они приехали на свадьбу к его приятелю, с которым она еще не была знакома. Вот они входят в тесную – не протиснуться – квартиру. Как сюда поместилось столько гостей – ведь большую часть маленькой двухкомнатной квартиры занял длинный праздничный стол. Они поздравляют жениха – белая рубашка, галстук бабочкой, как у эстрадного певца, строгий черный костюм. Рядом стоит невеста в длинном, до пола, белом платье со шлейфом – масса капроновых рюшек, бантиков! – и пышной капроновой фате, нацепленной поверх замысловатой прически, уложенной какими-то колечками, тоже чуть ли не до пола. Торжественно вручают подарок, цветы. Олежка здоровается с женихом за руку и представляет
Все гости сразу навалились на угощения и спиртное, будто из голодного края приехали. Ели свадебные деликатесы, которых просто так в магазине не достанешь, а можно получить лишь по отрывным талонам из специальной книжечки, которую выдают жениху и невесте в загсе при подаче заявления. Все пили, в основном, водку или портвейн, благо, весь свадебный стол просто уставлен бутылками.
Она с опаской посматривает на сидящего рядом Олежку – но все пока в порядке, он только пригубил рюмку водки и отставил ее в сторону. Ведет себя идеально,
«Интересно, заметил ли он ее косые взгляды? Ага, вот как, значит, может, если захочет», – с досадой думает она.
А теперь все снова и снова кричат: «Горько! Горько!», и они с Олежкой кричат тоже вместе со всеми, и новобрачные встают, целуются… Ой, как нестерпимо сверкают новенькие обручальные кольца!
И в этот момент Олежка обнимает ее прямо за столом, склоняется к ней, шепчет в самое ухо:
– А мы с тобой когда?.. Давай заявления подадим…
«Да… А родители? А где жить будем? А ты пить не будешь?..» – проносились у нее в голове мысли. Но она промолчала.
«…Если бы можно было вернуть прошлое, повернуть время назад, остановить… Но нет. Нет! Не хочу! Ничего не хочу! Хочу сейчас только одного – все забыть!»
Но упрямая непослушная память снова и снова отматывала время назад, и на глаза, помимо воли, как слезы, наворачивались все новые и новые картинки…
…Вот они сидят, обнявшись, на последнем ряду в их любимом зале «Рекорда», смотрят «Подсолнухи». Их души и тела переплелись, руки сомкнуты, губы уже болят от поцелуев… А на экране колышется, шумит на ветру луг… – нет! Переливается через край бесконечное желтое море подсолнухов, их тяжелые желтоглазые головы медленно раскачиваются при порывах ветра, и это море подсолнухов волнуется, и играет, и вскипает желтыми волнами… А с экрана льется чарующая, пронзительная, до боли ласкающая… аж мурашки по коже запрыгали… музыка…
Джованна и Анто’, Антонио – молодожены, и это их первая брачная ночь, продлившаяся семь дней и семь ночей. От страсти позабыли они все на свете, не выходят из комнаты и не знают, и не хотят знать, что на свете делается, а питаются – если вспоминают о еде! – одной только бесконечной яичницей… Ах, какая разница!
Вот счастливые!
А память все не унимается – подбрасывает еще и еще…