Ворота Расёмон

Когда она проснулась, бледные лучи осеннего утра уже начали проникать в маленькую комнатку. Однако в кровати, похожей под своим пыльным пологом на утлое судёнышко, пока царила тёплая полутьма. В этой полутьме будто плыло запрокинутое лицо Цзиньхуа; завернувшись до подбородка в одеяло, такое старое, что нельзя было уже разобрать его цвет, она не сразу открыла глаза. На бледных щеках ещё не высохла ночная испарина, липкие от масла волосы спутались, между приоткрытых губ виднелись мелкие, будто зёрнышки риса, белые зубы.

Даже пробудившись, душой она блуждала во сне, вновь воскрешая в памяти свои видения: цветущие хризантемы, журчание воды, жареный фазан, Иисус… Но постепенно, по мере того как постель заливал утренний свет, в приятные грёзы начала вторгаться грубая реальность, и она осознала, что провела прошлую ночь в постели со странным незнакомцем.

– А вдруг я заразила его своей болезнью?

На душе у Цзиньхуа сразу стало скверно, и необходимость взглянуть гостю в глаза показалась невыносимой. Но в то же время – ещё невыносимее было представить, что она больше не увидит его милого загорелого лица. Поколебавшись пару мгновений, девушка робко приоткрыла глаза и оглядела кровать, теперь уже полностью освещённую. К её удивлению, кроме неё самой, закутанной в одеяло, под пологом не было никого – тем более незнакомца, похожего на Иисуса.

– Выходит, мне всё приснилось?

Сбросив с себя грязное одеяло, Цзиньхуа села на кровати, потёрла глаза, потом, откинув тяжёлый полог, обвела хмурым взглядом комнату.

Холодный утренний свет очертил весь интерьер с беспощадной откровенностью: старый стол, погасшая лампа, два стула – один лежит на полу, другой развёрнут к стене… С прошедшей ночи здесь ничего не изменилось. Более того, на столе, среди разбросанных арбузных семечек, по-прежнему тускло поблёскивало маленькое латунное распятие. Хлопая сонными глазами, Цзиньхуа некоторое время в оцепенении сидела на развороченной постели и разглядывала обстановку.

– Нет, всё-таки не приснилось, – прошептала она, прикидывая, куда подевался иностранец. Разумеется, он мог тихонько уйти, пока она спала. Но ей не верилось – точнее, не хотелось верить, что он, так нежно ласкавший её ночью, вдруг исчез без единого слова. Кроме того, она забыла взять у загадочного гостя обещанные десять долларов.

– Неужели и правда ушёл?

С этими невесёлыми мыслями она потянулась за чёрной атласной блузкой, брошенной поверх одеяла, но тут же замерла – и лицо её мгновенно покрылось свежим румянцем. Неужто она услышала за дверью шаги столь взволновавшего её гостя? Или, быть может, запах его алкоголя, пропитавший подушки и одеяло, пробудил нескромные воспоминания о прошедшей ночи? Нет – именно в этот момент Цзиньхуа внезапно поняла, что с её телом произошло чудо: за ночь все язвы от дурной болезни, которой она страдала, прошли без следа!

– Значит, это и в самом деле был Христос…

Ни о чём больше не думая, она, как сидела, в одном исподнем скатилась с постели и, преклонив колени на каменном полу, горячо зашептала слова молитвы – похожая на прекрасную Марию Магдалину, склонившуюся перед воскресшим Спасителем.

3

Весной следующего года молодой японский путешественник вновь навестил Сун Цзиньхуа и теперь сидел напротив неё за круглым столом, под тусклой лампой.

– Я смотрю, твоё распятие по-прежнему на месте? – в какой-то момент поддразнил её он. Цзиньхуа в ответ вдруг посерьёзнела и поведала ему странную историю про Иисуса Христа, который однажды ночью посетил Нанкин и излечил её от болезни.

Слушая её рассказ, гость размышлял про себя: «Я знаю этого иностранца. Он полукровка – наполовину японец, наполовину американец, зовут его Джордж Мюррей. Он хвалился моему знакомому, телеграфисту из «Рейтерс», что переспал в Нанкине с проституткой-христианкой и, не заплатив ей, сбежал, едва она крепко уснула. Когда я приезжал сюда в прошлый раз, мы с ним жили в одном отеле в Шанхае, поэтому я запомнил его лицо. Он всем рассказывал, что работает журналистом в английской газете. Красавчик – но человек дрянной, сразу видно. Потом он заразился сифилисом и сошёл с ума – быть может, как раз от неё. А она-то до сих пор думает, будто этот пройдоха-полукровка – Иисус Христос. Стоит ли открыть ей глаза? Или лучше помалкивать – и пусть живёт в мечтах, веря, что с ней случилось чудо из европейских легенд?»

Когда Цзиньхуа досказала свою повесть, японец, словно очнувшись, чиркнул спичкой и затянулся ароматной сигарой, после чего с деланным интересом неловко спросил:

– Вот как… Удивительное дело. Но скажи – а ты что же, после этого ни разу не болела?

– Ни разу, – без малейшего колебания, с ясной улыбкой ответила Цзиньхуа, грызя арбузные семечки.

При написании этого рассказа я во многом опирался на «Ночь в Циньхуае» Танидзаки Дзюнъитиро, за что и хотел бы здесь выразить благодарность.

(Примечание автора)

Июнь 1920 г.

Подкидыш