Ворота Расёмон

Уже какое-то время Цзиньхуа зачарованно смотрела на тусклую лампу, но в конце концов, вздрогнув, почесала ушко с нефритовой серёжкой в виде кольца и подавила зевок. Вдруг крашеная дверь распахнулась, и в комнату, пошатываясь, ввалился незнакомый иностранец. Быть может, из-за порыва ветра – но в лампе на столе взметнулось пламя, причудливо озарив красноватым коптящим светом тесную комнатушку. Стала видна и фигура гостя: он навис было над столом, но, сразу качнувшись назад, тяжело привалился к захлопнувшейся двери.

От неожиданности Цзиньхуа вскочила на ноги и в изумлении воззрилась на незнакомца. Перед ней стоял мужчина лет тридцати пяти, в коричневом полосатом пиджаке и такой же кепке, большеглазый, загорелый и бородатый. Странность заключалась в том, что, хоть он очевидно был чужеземцем, никак не получалось разобрать, европеец он или азиат. С потухшей трубкой во рту и выбившимися из-под кепки чёрными волосами он замер на месте, перегородив вход, – казалось, случайный прохожий, перебрав, ошибся дверью.

Цзиньхуа стало не по себе.

– Вам чего? – строго спросила она, так и застыв у стола. Мужчина покачал головой, показывая, что не знает китайского. Затем, вынув изо рта трубку, быстро произнёс какое-то слово на неизвестном языке. Теперь Цзиньхуа в свой черёд непонимающе покачала головой; в свете настольной лампы блеснули нефритовые серьги.

Гость, увидев, как она в недоумении сдвинула красивые брови, вдруг громко расхохотался, небрежно снял кепку и, пошатываясь, прошёл в комнату, где мешком упал на стул напротив девушки. Тут Цзиньхуа почудилось в его лице что-то знакомое – казалось, она его уже где-то видела, но никак не могла припомнить где. Гость, ничуть не смущаясь, взял с подноса семечки, но грызть их не стал, а, не сводя глаз с хозяйки, вновь заговорил на загадочном языке, помогая себе столь же загадочными жестами. Что это значило, девушке было невдомёк, но она сообразила: чем она зарабатывает на жизнь, незнакомцу известно.

Цзиньхуа и прежде случалось проводить ночи с иностранцами, не говорившими по-китайски, поэтому она присела на стул напротив и с привычной любезной улыбкой принялась болтать и шутить – чего её собеседник, конечно, не понимал. Впрочем – как будто и понимал, потому что каждый раз весело смеялся и всё более оживлённо жестикулировал.

От гостя разило спиртным, но раскрасневшееся захмелевшее лицо было исполнено такой энергичной мужественности, что с его появлением в унылой комнатушке как будто стало светлее. По крайней мере, Цзиньхуа он казался неотразимым – не только по сравнению с другими китайцами, которых она каждый день видела на улицах Нанкина, но и по сравнению со всеми иностранцами, европейцами или азиатами, которых ей доводилось встречать раньше. Тем не менее, она по-прежнему не могла взять в толк, где его видела. Глядя на волнистые чёрные волосы, ниспадающие на лоб незнакомца, и не забывая слегка кокетничать, она старательно рылась в памяти: «Может, это тот, что был на прогулочной лодке, с толстой женой? Нет, у того волосы рыжее. Или тот, что фотографировал храм Конфуция в квартале Циньхуай? Но тот вроде бы старше. Ах да. Как-то перед рестораном у моста Лидацяо целая толпа собралась – там похожий иностранец бил рикшу по спине толстой палкой. Но у того глаза были голубее…»

Пока Цзиньхуа размышляла, незнакомец, не теряя весёлого расположения духа, набил трубку табаком и принялся пускать кольца ароматного дыма. Потом вдруг заговорил вновь – на сей раз вопросительно, с вкрадчивой улыбкой, показывая два оттопыренных пальца. Два пальца обозначают два доллара – это известно всем. Но Цзиньхуа клиентов не принимала, и потому, продолжая грызть семечки, дважды с улыбкой покачала головой. Тут гость, поставив на стол оба локтя, при свете тусклой лампы склонил ближе к девушке своё хмельное лицо, всмотрелся в неё пристально и наконец показал вместо двух три пальца, после чего принялся ждать ответа.

Цзиньхуа, всё ещё с полным ртом семечек, слегка отодвинула стул. На лице у неё отобразилось замешательство: получается, иностранец решил, будто она торгуется: мол, два доллара – слишком мало. Но как растолковать ему, в чём дело, когда он не понимает ни слова? Уже сожалея о своей беспечности, девушка с самым холодным видом указала взглядом на дверь и вновь недвусмысленно покачала головой.

Гость, однако, задумавшись на какое-то время с лёгкой улыбкой на лице, вытянул вверх теперь уже четыре пальца и опять заговорил по-иностранному. Цзиньхуа в полной растерянности прижала ладони к щекам, не в силах даже улыбнуться, – но решила: раз уж так вышло, ей остаётся только мотать головой, пока гость не сдастся и не откажется от своих намерений. Но стоило подумать об этом – и тот растопырил все пять пальцев, будто пытаясь схватить что-то невидимое.