Ворота Расёмон

Святой отец, выслушайте мою исповедь. Быть может, вам известно про знаменитого нынче вора по имени Макао Дзиннай. Рассказывают, будто это он жил в пагоде храма Нэгоро-дэра[82], будто он же украл меч у самого Тоётоми Хидэёси и будто далеко, в заморских краях, на наместника острова Лусон покушался тоже он. Вы, может статься, слышали и о том, что на днях его наконец схватили, обезглавили, а голову выставили на мосту Итидзё-Модорибаси. Этот Макао Дзиннай оказал мне великую услугу. Но из-за его услуги меня теперь постигла и великая печаль. Позвольте, я поведаю, что случилось, и помолитесь Отцу Небесному, дабы он явил милость к грешному Ходзёя Ясоэмону.

Всё произошло два года назад, зимой. В море тогда непрерывно бушевали шторма, и моё судно, «Ходзё-мару», погибло, а с ним – и вложенные деньги. Несчастья преследовали нас одно за другим, семья очутилась на грани разорения – словом, дела шли хуже некуда. Как вы знаете, у нас, торгового люда, друзей не бывает – только поставщики и покупатели. Потому помощи ждать было неоткуда, и в тот момент казалось: наше семейное дело вот-вот пойдёт ко дну, будто огромный корабль, затянутый в водоворот. И вот, однажды ночью… о, ту ночь я никогда не забуду! На улице было ненастно, а мы с женой, не обращая внимания на поздний час, сидели в известной вам чайной комнате и разговаривали. Как вдруг на пороге появился человек – не кто иной, как Макао Дзиннай, в обличье дзэнского монаха, с повязанным на голову платком. Я, конечно, испугался – да и разозлился. Но что же я услышал от Дзинная? Оказывается, он пробрался ко мне в дом, думая ограбить, но увидел в комнате огонь, услышал голоса – и, раздвинув фусума и заглянув внутрь, узнал во мне того самого Ходзёя Ясоэмона, который спас его двадцать с лишним лет назад.

И правда, я вспомнил: я тогда был капитаном галеры-фусты, ходившей в Макао. Однажды, когда мы стояли в тамошнем порту, я спрятал у себя японского паренька, совсем юного, у него ещё и борода почти не росла. Мне он рассказал, будто в пьяной драке случайно убил какого-то китайца и потому скрывался от погони. Выходит, теперь он стал прославленным вором по прозванию Макао Дзиннай. Я понял – он говорит правду, и, порадовавшись, что в нашем доме уже все спят, первым делом спросил, что ему угодно.

Дзиннай поведал: мол, желает отплатить мне за добро, совершённое двадцать лет назад, и потому спасёт торговый дом «Ходзёя», чего бы ему это ни стоило. Сколько, мол, мне нужно? Я невольно усмехнулся с горечью: не смешно ли ожидать помощи от вора? Если бы у Макао Дзинная были такие деньги – он бы уж точно не полез ночью в мой дом в надежде поживиться. Однако, когда я назвал сумму, он, лишь слегка покачав головой, ответил небрежно: за одну ночь собрать трудновато, но, если я подожду трое суток, он мне непременно всё доставит. Деньги были и правда большие – целых шесть тысяч связок монет – так что я и сам не зал, можно ли на него рассчитывать. Шансов не больше, чем при игре в кости, заключил я про себя.

В ту ночь Дзиннай не спеша выпил чаю, который заварила для него моя жена, и вновь ушёл в ненастье. На следующий день он обещанных денег не принёс. Не принёс и на второй. На третий же… в тот день шёл снег, стемнело, а новостей по-прежнему не было. Я уже говорил, что не слишком полагался на слово Дзинная, однако работников решил пока не рассчитывать и ждал, что будет дальше, – видимо, в глубине души всё-таки надеясь на лучшее. На третью ночь я сидел перед фонарём в чайной комнате и напряжённо прислушивался, стоило только скрипнуть снегу на улице.

Когда пробили третью стражу, в саду, куда выходила чайная комната, послышался шум, похожий на потасовку. Меня будто молнией пронзило – я сразу подумал про Дзинная. Уж не попался ли он караулу? С этой мыслью я, подхватив фонарь, распахнул высокое окно-сёдзи, ведущее в сад. В глубоком снегу под склонившимся бамбуком боролись два человека – на моих глазах один из них оттолкнул противника, нырнул в тень под деревьями и бросился к ограде. Зашуршал снег, слышно было, как кто-то карабкается по стене – и в следующий миг всё стихло: беглец, похоже, благополучно соскочил с ограды на улицу. Оставшийся не стал его преследовать и, отряхиваясь от снега, молча подошёл ко мне.

– Это я. Макао Дзиннай.

Я, не успев ещё прийти в себя, оглядел его: Дзиннай и сегодня был в рясе монаха, с намотанным на голову платком.

– Ну и шум вы подняли! Надеюсь, никого не разбудили.

Дзиннай, входя в комнату, криво усмехнулся.

– Хотел пробраться сюда тихо – и вдруг вижу, кто-то пытается заползти под дом. Думал его схватить да заглянуть в лицо – что это за птица – но он сбежал.