Ворота Расёмон

– Умоляю, простите мою дерзость. Я сын Ходзёя Ясоэмона, меня зовут Ясабуро… – кое-как произнёс я наконец с пылающим лицом. – Я шёл за вами следом, потому что хотел просить вас…

Дзиннай лишь кивнул – но мне, робевшему перед ним, и это казалось огромной удачей. Я немного приободрился и, как был, стоя перед ним на коленях в снегу, коротко рассказал обо всём: как отец меня выгнал, как я связался с дурной компанией, как сегодня вечером пробрался к родительскому дому, надеясь стащить деньги, как случайно столкнулся там с ним, Дзиннаем, и слышал о его тайном сговоре с моим отцом… Дзиннай так и не проронил ни слова и только холодно смотрел на меня. Я же, завершив свой рассказ, придвинулся чуть ближе и заглянул ему в глаза.

– Я в долгу перед вами за добро, что вы сделали моей семье. В благодарность хочу стать вашим подручным. Прошу вас, позвольте пойти с вами! Я умею воровать, умею поджигать. Умею и другие тёмные дела проворачивать – получше многих…

Дзиннай по-прежнему молчал, и я, ощущая, как бешено бьётся сердце в груди, с жаром продолжал:

– Позвольте мне вам служить! Я буду работать изо всех сил. Я бывал в разных землях – Киото, Фусими, Сакаи, Осака… Могу за один день пройти пятнадцать ри[84]. Могу поднять одной рукой четыре мешка риса. И убивать уже приходилось – пару человек. Умоляю, возьмите меня с собой! Я для вас на всё готов! Скажете белых павлинов из замка Фусими украсть – украду. Скажете колокольню храма Святого Франциска сжечь – сожгу. Скажете похитить дочь Правого министра – будет сделано. Скажете отрубить голову чиновнику… – Но договорить я не смог: пинок опрокинул меня в снег.

– Дурак! – бросил Дзиннай и развернулся, чтобы уйти. Я, как безумный, вцепился в край его рясы.

– Прошу, не прогоняйте меня! Всё равно я от вас не отстану. Ради вас в огонь и в воду пойду! Помните, в баснях Эзопа[85] льва, царя дверей, спасла мышь? Я буду вашей мышью. Я…

– Замолчи! Никогда Дзиннай не будет в долгу у такого, как ты. – Он оттолкнул меня и пнул опять. – Ублюдок! Ступай к родителям, почитай их!

После второго пинка я разозлился.

– Ладно же! Вы мне ещё скажете спасибо!

Дзиннай, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь по заснеженной дороге. Свет луны, появившейся в небе, пока мы разговаривали, обрисовывал плетёную шляпу… С тех пор прошло два года, и я ни разу больше не видел Дзинная. (Внезапный смех.) «Никогда Дзиннай не будет в долгу у такого, как ты»! Вот как он сказал. Но сегодня на рассвете меня казнят – вместо него.

О, Богоматерь, Святая дева Мария! Никто не знает, как я страдал эти два года, как меня мучило желание ему отплатить. Отплатить за добро… или скорее за обиду. Но где найти Дзинная? Чем он занят? Кто может ответить? Да и кто такой – Дзиннай? Даже это никому доподлинно не известно. Переодетый монах, которого я видел, был невысоким, лет сорока. Но тот, кого знали в весёлом квартале Янагимати, – разве не бородатый, краснолицый ронин, не достигший ещё тридцати? А тот, кто сорвал представление в театре кабуки, был, говорят, рыжеволосым согбенным стариком. А сокровища из храма Мёкокудзи украл юный самурай со спадающей на лоб чёлкой… Если всё это Дзиннай, то даже просто узнать его в лицо – превыше человеческих сил.

А на исходе прошлого года я заболел чахоткой…

Как отплатить Дзиннаю? Лишь об этом думал я день за днём, сгорая от болезни. И вдруг, однажды ночью, меня посетило озарение. О, дева Мария! Дева Мария! Должно быть, ты в своей мудрости ниспослала мне мысль: стоит мне решиться и отказаться от своего тела, истерзанного чахоткой, от этих обтянутых кожей костей, – и я смогу исполнить лелеемую в душе мечту. В ту ночь я, наедине с самим собой, смеялся от радости, повторяя: «Мне отрубят голову вместо Дзинная. Мне отрубят голову вместо Дзинная».

Может ли быть что-то прекраснее? Когда меня казнят – со мной, конечно же, умрут и его преступления. Он сможет, не скрываясь, странствовать по всей Японии. А я зато… (Вновь смеётся.) А я зато за одну ночь превращусь в знаменитого разбойника. Это я служил приказчиком у Лусона Сукэдзаэмона, я срубил «райское дерево» у князя провинции Бидзен, я был другом Сэн-но Рикю, я похитил драгоценные кораллы у Сямуроя, я взломал сокровищницу в замке Фусими, я убил в поединке восемь самураев из Микавы… Можно сказать, что я украл у Дзинная его славу. (В третий раз смеётся.) Иными словами, я спасу его – но одновременно лишу имени; отплачу и за добро, сделанное моей семье, – и за обиду, нанесённую мне. Кто в силах придумать месть слаще? Вот почему я так радостно смеялся той ночью. Я и теперь – здесь, в темнице, – не перестаю смеяться.