Ворота Расёмон

Придумав план, я решил пробраться как вор в императорский дворец. Были сумерки, ещё не стемнело. Помню цветы и сосны в саду, блики света, пробивающиеся сквозь бамбуковые занавески. Но, когда я спрыгнул с крыши длинной галереи в казавшийся безлюдным сад, мгновенно появились несколько самураев из стражи и меня скрутили – чего я и желал. И вот он – тот момент. Бородатый самурай, который меня схватил, пробормотал, крепко затягивая верёвки: «Наконец-то Дзиннай попался!» И правда – кто, кроме Макао Дзинная, осмелится пробраться во дворец? Отчаянно вырываясь из рук стражников, я при этих словах невольно улыбнулся.

«Никогда Дзиннай не будет в долгу у такого, как ты», – сказал он. И всё же на рассвете меня казнят – вместо Дзинная. До чего приятна эта месть! Когда мою голову выставят на обозрение, я буду ждать его прихода. Дзиннай наверняка увидит у меня на лице безмолвную усмешку. «Ну как, хорошо отплатил тебе Ясабуро? – вот что скажет ему она. – Ты больше не ты. Макао Дзиннай, самый знаменитый вор Японии, – это отрубленная голова перед тобой. (Смеётся.) О, я счастлив! Никогда в жизни я не был так счастлив! Если же голову увидит мой отец, Ясоэмон… (С мукой в голосе.) Отец! Прости меня! Я был болен чахоткой, я всё равно не прожил бы и трёх лет. Прошу, прости мне сыновнюю непочтительность! Пусть я жил недостойно – а всё же сумел отплатить за сделанное нашей семье добро…

Март 1922 г.

Сад

Начало

Сад принадлежал старинному роду Накамура – в прежние времена они держали при почтовой станции гостиницу для проезжающих чиновников.

Первые десять лет после Реставрации Мэйдзи сад ещё сохранял ухоженный вид: пруд в форме тыквы-горлянки был прозрачным, с насыпного холма изящно склоняла ветви сосна. Нетронутыми оставались беседки – Приют летящего журавля, Павильон чистого сердца. Пенные струи водопада низвергались в пруд с уступа поднимавшейся за ним горы. Каменный фонарь, имя которому дала во время своего визита сама принцесса Кадзу[86], стоял подле разраставшихся год от года кустов дикой жёлтой розы. И всё же мало-помалу возникало ощущение, что сад заброшен. Особенно отчётливо это проявлялось весной: когда кроны деревьев в саду и за его пределами покрывались юной листвой, казалось, что к изысканному рукотворному ландшафту подступает иная, пугающая в своей необузданности, варварская сила.

Прежний глава семьи Накамура, грубоватый старик, отошёл от дел и теперь наслаждался досугом, проводя дни возле жаровни-котацу, у выходящего в сад окна в главном доме. Там он играл в го или карты-ханафуда со своей старой женой, чью голову поразила парша, – и нередко впадал в ярость, если жена несколько раз подряд побеждала. Старший сын, возглавивший семью вместо отца, женился на кузине; молодые жили в отдельной тесной пристройке, соединённой с основным домом крытой галереей. Новый глава семьи писал стихи под псевдонимом Бунсицу и отличался до того отвратительным характером, что его побаивались не только младшие братья и слабая здоровьем жена, но и собственный отец. Только нищенствующий поэт Сэйгэцу[87], облюбовавший эту почтовую станцию, захаживал к нему в гости. Как ни странно, Сэйгэцу был единственным, кого старший сын привечал: наливал ему сакэ и усаживал писать стихи. Сохранились сложенные ими рэнга:

Цветов аромат
Дольше витает в горах.
Голос кукушки.

(Бунсицу

)

Порою в чаще ветвей
Пенный мелькнёт водопад.

(Сэйгэцу

)

Кроме старшего, в семье было ещё два сына. Средний женился на дочери родственника – торговца зерном, который принял в его семью. Младший работал на большой фабрике по производству сакэ в соседнем городе, километрах в двадцати. Они, будто сговорившись, крайне редко навещали отчий дом: младший жил далеко и давно не ладил со старшим братом – нынешним главой семьи, а средний вёл разгульную жизнь и почти не появлялся даже у родителей жены.

В течение следующих двух-трёх лет сад постепенно приходил в упадок. Пруд стало затягивать тиной, некоторые растения засохли. Одним жарким, засушливым летом старый хозяин умер от апоплексического удара. За несколько дней до внезапной смерти он пил рисовую водку сётю – и вдруг увидел вельможу в белом, который то входил в Павильон чистого сердца по другую сторону пруда, то выходил оттуда. Справедливости ради надо сказать, что видение это явилось среди бела дня. На следующий год, в конце весны, средний сын украл деньги у тестя с тёщей и сбежал с гулящей девицей. Жена старшего той же осенью родила недоношенного мальчика.