— Что же вы, ваше превосходительство… Отчего ж не проверили сначала, что из «не принадлежащего» у нас в доме вообще могло быть? Поверили слухам? Ай-яй-яй, нехорошо… Недостойно защитника нашего спокойствия, чести нашего прекрасного города.
Прислав только скрипнул зубами. «Девка-то права, поверил… Не узнал доподлинно, что и у кого пропало, решил, что уж подручный-то дяди врать не будет… Ну да уж стерплю. Сколько веревочке ни виться… Увидишь ты еще небо в клеточку, клянусь!»
Сонька старалась говорить как можно спокойнее, хотя ей хотелось прыгать на одной ножке, как девчонке. Прыгать и визжать от радости.
— Прощения просим, Софья Лейбовна. Ошибка вышла…
— Ничего страшного, я понимаю — служба.
Сонька опустила глаза, чтобы пристав не увидел их опасного блеска.
— Разрешите откланяться! И еще раз прошу прощения…
Приставу больше всего хотелось немедленно взять наглую девчонку под стражу, да и супруга ейного прихватить. Но… Вот именно что «но» — закон есть закон. И он один для всех. Сколько бы ни говорили о том, что Сонька обводит всех вокруг пальца…. Но сейчас в присутствии своих людей он вынужден был соблюдать эти самые законы, какими бы дурацкими они ему ни казались.
— Ничего страшного, ваше благородие! Приходите, вы всегда желанный гость в нашем доме, — Сонька буквально лучилась радушием. — Разрешите, я вас провожу?
Городовые уже покинули «гостеприимную» квартирку, теперь в небольшой прихожей остались только пристав и Сонька. Одно незаметное движение — и украшения перекочевали из кармана мундира в кулак хозяйки дома.
Дверь за приставом закрылась, затихли его шаги по лестнице, и только тогда Сонька дала себе волю. Она хохотала так, как давно уже не смеялась, — до слез, с удовольствием.
— Золотая Ручка, — проговорил довольный Моше, видевший каждое движение жены.
Слухи — вещь беспощадная. К полудню следующего дня вся Одесса потешалась над незадачливым приставом, который, оказывается, в собственных карманах весь обыск, сам того не ведая, носил сотню колец, десяток золотых брегетов и изумрудное колье из далекой страны Бразилии.
Сама же Сонька смотрела на мужа совершенно невинными глазами и уверяла, что она никому не сказала ни слова. Должно быть, сами городовые проболтались.
Моше только качал головой — проделки жены его забавляли и умиляли.
— Каждый встреченный тобой человек, — говаривала Соня, — каждый собеседник — это шанс, повод, возможность…
Как-то в ресторации Сонька разговорилась с милым генералом, который устраивал прощальный ужин. Он уезжал на Кавказ для инспекции войск. Разговор был долгим, и к его концу… генерал пригласил девушку пожить в его роскошном особняке на Большом Фонтане, чтобы дождаться его после инспекции.
Он так расчувствовался, что открыл девушке свою заветную мечту. Он желал, чтобы она, Соня, встретила его из похода, стоя на крыльце сказочного замка, его, генерала, замка. Чтобы ветер трепал ее волосы, а солнце насквозь просвечивало небесно-голубой пеньюар. Его мечта была «так близка» Соньке, так понятна, что она, конечно, согласилась.
Да и как можно было отказать защитнику отечества?
Месяц пролетел быстро. Генерал, конечно, Сонькиного обещания не забыл. Должно быть, он немало торопился домой, чтобы и в самом деле увидеть на крыльце девичью фигурку в прозрачном голубом пеньюаре. Однако, вернувшись после инспекции, генерал обнаружил, что в его особняке проживает… некий инженер Корф.
Сам же инженер был немало изумлен тем, что какой-то генерал предъявляет права на его, инженера, новый дом, особняк, честно приобретенный у графини Тимрод. Купчая, заверенная нотариусом Гершензоном, лежала на видном месте — то ли инженер не успел ее спрятать, то ли чувствовал, что она вот-вот понадобится.
Более того, в тот же день на порог особняка ступил купец первой гильдии Амбросимов. У него в руках тоже была купчая на особняк. Ее заверил нотариус Смирнов, человек, известный всей Одессе своей неподкупностью и точным соблюдением как законов, так и неписаных правил. Купец, точно так же, как инженер, приобрел дом у рекомой графини Тимрод.
К вечеру у дверей особняка появился и врач-психиатр, доктор Вильгельм Ленц. Он тоже приобрел особняк, тоже у графини Тимрод — и все того же первого июля. Купчую заверил нотариус Марков, владеющий конторой на улице Ревельской.
Ждать четвертого владельца собственного особняка генерал не стал и отправился в полицию. Там только развели руками — документы-то настоящие, инженер, доктор и купец — давно известные уважаемые горожане. Графиня Тимрод, как всем ведомо, квартировала на Третьей линии и предпочитала без крайней нужды жилища не покидать. Генерал попытался войти к ней, чтобы узнать, отчего, собственно, она распоряжается чужой собственностью. Но, увы, сделать этого не смог — лакеи, более напоминавшие цирковых силачей, едва не спустили его с лестницы.