Воровка. Королевы бандитской Одессы

Много позже выяснилось, что документы подлинными вовсе не были — их для Сони изготовила группа «Червонные валеты», конгломерат аферистов. «Валеты» занимались подлогом, подделками и прочими подобными вещами. Соньку валеты не просто уважали — они посчитали ее своей настолько, что даже предложили сотрудничество! (Заметим, предложили первыми!) Другими словами — ее признали равной себе. И вполне заслуженно признали — Соня, она же графиня Тимрод, умудрилась не просто трижды продать особняк бедняги генерала… она продала его трижды за один день! Через полтора столетия люди, настолько уважаемые в воровском миру, будут называться криминальными авторитетами.

* * *

Еще одна пикантная деталь. Все роли — нотариусов, кучеров, лакеев — обычно исполняли бывшие и нынешние возлюбленные Сони. Кто знает, были они по-настоящему любимы или только играли роль «мужей, «женихов» и «бывших мужей». Соня дружила с ними всеми — и все они признавали и ее незаурядный талант актрисы, и своеобразное чувство юмора.

Поговаривали, что до приезда в Одессу Соня уже была замужем — за варшавским бакалейщиком. И что родила дочь, которую оставила отцу, решив сбежать с красавцем драгуном. Сбежала, прихватив все, накопленное мужем, — почти тысячу рублей. Так это или нет — доподлинно неизвестно. Как, собственно, толком неизвестно, был ли драгун и где еще успела побывать Соня, прежде чем ступила на перрон одесского вокзала.

Спустя каких-то десять лет после тех, первых шагов по одесской земле, вся Европа говорила о Соне, называя «дьяволом в юбке». Впрочем, вполне заслуженно. Неуловимая госпожа Блювштейн разыскивалась по подозрению в ограблении ювелирных магазинов Баден-Бадена, Лондона, Варшавы, Киева, Москвы, Петербурга и Одессы. Причем на родине Сонька чаще всего изображала аристократку-иноземку — эстонку или немку, а за границей — взбалмошную русскую дворянку. Хотя есть сомнения в том, что это был один и тот же человек.

* * *

Однако же вернемся в дом Сони. Господин пристав убыл, все «не принадлежащее» опять было спрятано в потайной ящичек. Расторопная Устя подала весьма поздний обед. На город наконец легла черная теплая ночь.

Это время суток Соня обожала — в тишине так хорошо думалось, прохлада остужала самые сумасшедшие идеи, превращая их в остроумные решения. Кроме того, рядом был Моше, который пусть и не изобретал трюков, однако всегда помогал советом, спуская, так сказать, жену с небес головоломных и почти невозможных проделок на грешную землю.

Вот и сейчас Сонька обернулась к мужу.

— Что-то устала я, друг мой. Конечно, мелкие камни чистой воды — это вполне хорошо и прибыльно. Однако… да тут иначе и не скажешь — мелко. Господа ювелиры представляются такой жирной сладкой добычей, а я все то колечком, то колье отделываюсь.

— Душенька, — Моше усмехнулся в седые усы, — это ты-то мелочами отделываешься?

— Да, все мне кажется, что пора всерьез заняться тем самым делом. Но вот пока не могу придумать, как к нему подобраться. Чувствую, что решение вот где-то рядом, однако увидеть его пока не в силах.

Моше кивнул — свою Соню он отлично знал. Если уж она что-то придумала, то вот так, раздумчиво и неуверенно беседовать не будет. Когда придумка станет ей видна во всех деталях, ему, Моше, останется только выполнять ее указания.

— Так, быть может, ты отдохнешь? Съездишь на Нижегородскую ярмарку, к примеру? Или еще куда-нибудь?

— Должно быть, да. Поразмыслить надо, да и прогуляться было бы недурно.

Голос Сони был задумчивым, похоже, какая-то мысль ей в голову все же пришла, но вот превратиться в готовый план действий еще не успела. Муж молчал — его советы понадобятся позже, а сейчас достаточно простой поддержки.

Вняв совету Моше, уже через день на закате Соня входила в вагон первого класса. Ее целью был Нижний — здесь на ярмарке можно было почти за гроши купить изумительные меха, духи, посуду. Отчего-то французские духи в Нижнем были едва ли в ту же цену, что и в Одессе, по сию пору помнившей порто-франко и немало преуспевшей на контрабанде и талантливых (хотя об этом лучше в приличном обществе не упоминать) подделках под те же духи и китайский фарфор, которыми таки славилась Южная Пальмира.

Итак, вагон первого класса, в купе двое — милая иностранка, неплохо знающая русский язык, однако изъясняющаяся с акцентом, и инженер джутовой фабрики Родоканаки, отправленный хозяином на север империи для оценки сырья и возможной закупки оного.

Инженер с невыразительной фамилией Ильин был столь же невыразителен внешне. Невысокий ростом, лысеющий, он скривился, едва вошел и увидел в купе даму. Та мило улыбнулась — и это только ухудшило настроение господина Ильина. Соня, вне всякого сомнения, это заметила и сделала последнюю попытку. До Нижнего поезд должен был идти весь остаток дня да и почти весь следующий день. А путешествовать в компании желчного спутника и неуютно, и неприятно.

«Да и для здоровья вредно, — подумала Соня, разглядывая чуть желтоватое лицо господина инженера. — Не годится же графинюшке, милой взбалмошной особе, страдать от желудочных болей так же, как сему господину…»