Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль

В какой-то момент мое внимание привлекли два прилично одетых мужика, которые шастали туда-сюда. Видно было, что они здесь работают, и не халдеями, однозначно. Присмотревшись лучше, я все же решил, что отель сносный и здесь можно бросить кости[164]. Пока я сидел на диване, ни разу не слышал русской речи. Английский и французский языки превалировали. А это, как-никак, был критерий крутизны отеля. Наши соотечественники, как открылся безвиз в эту страну, выбирают житье-бытье там, где подешевле, прекрасно понимая, что разницы-то особо нет, разве что с хавчиком проблемы в столовой возникают. Им не нужны корявые понты, они приехали отдохнуть от суеты российской действительности.

Во Франции, лет 200 назад, каторжников приковывали по две пары к одной цепи; заключенный не мог передвигаться иначе как прыгать, либо становился калекой. Эти упражнения, этот бег на месте по движущейся поверхности вырабатывал у английского заключенного мелкий прыгающий шаг, который в общем напоминает походку «воспитанника» французской каторги. То же самое можно было наблюдать и у заключенного из СССР, отмотавшего немалый срок. Я имею в виду походку. По ней сходу можно просечь бывшего сидельца. Причем в двух вариантах. Тот, кто был у хозяина никем[165], мягко выражаясь, привык ходить мягкой кошачьей походкой, втянув голову в плечи и навострив уши, будто ожидая, что его вот-вот окрикнут и он должен успеть развернуться и пулей примчаться на окрик. Что касается арестанта, а это существенная разница, непонятная для непосвященных, то у него почти всегда походка как бы вразвалочку. Типа «не хочу, но иду, и если бы не имел свой интерес, в гробу бы я вас видал». Все зависит от количества лет, проведенных на воле. Я где-то читал воспоминания разведчика, который писал: «Человек может изменить в себе все, кроме походки». Склонен предполагать, что именно так и есть. Иначе бы я ни за что не узнал в одном из мужиков своего старого знакомого Кренделя, с которым чалился еще на спец усиленном режиме, на малолетке, в Нерчинске, в далекие шестидесятые годы, а вот Чибиса, это был второй, знал постольку поскольку. Славливались в каких-то зонах или на пересылке[166], сейчас разве упомнишь, причем несколько раз. Олег, так звали Кренделя, был карманником. Я с ним не тычил на бздюн[167], но слышал от братвы, что втыкала[168] был неплохой. Что касалось Чибиса, то у Ленчика, так его звали, как таковой воровской профессии не было. Но самое главное, оба они были по жизни бродягами с жиганским прошлым[169] и к тому же земляками, родом из Днепропетровска, а потому и держались у хозяина рядом[170].

Не буду описывать, как состоялась встреча, а то как вспомню, мороз по коже пробирает, скажу лишь, что после того, как я крикнул «Крендель!» и, встав с дивана, повторил еще пару раз, Олега чуть удар не хватил. Он не поверил ни своим глазам, ни ушам. Облокотился спиной на спинку стула возле ресепшна и стал так смешно мотать головой, как бык перед рывком, затем оттолкнулся и медленно пошел в мою сторону. Поравнявшись, он только успел сказать: «Зверь, бродяга, ты ли это?» и, не дождавшись ответа, заключил меня в железные объятия. Я был в тонкой рубашке на голое тело, а потому сразу почувствовал, как над лопаткой зачуток взмокло. Мы так и стояли в обнимку, пока не стали обращать на себя внимание.

— Это я, Крендель, а кто ж еще. Собственной персоной, — улыбнувшись, ответил я.

— Тебя же давно разменяли [171], ты чё, воскрес, что ли?

— Ну да, за примерное поведение в аду Боженька помиловал, в отличии от псарни совдеповской. На рай, говорит, ты не тянешь, Заур Магомедович, а в аду и без тебя грешников хватает. Так что иди, исправляйся, еще успеем свидеться.

Проговорив этот диалог, мы одновременно дружно рассмеялись, заодно и успокоив удивленных зевак.

Дело в том, что я в 1986 году был приговорен к расстрелу и большинство из тех, кто не видел меня долгие годы, думали, что меня уже давно нет в живых. Плюс ко всему, как потом выяснилось, лишь мы вдвоем с Кренделем остались из того босяцкого замеса малолеток, который наводил шухер мусорам в Нерчинске. Я писал об этом в одной из книг «Воровской трилогии».

Мы расположились на диване, с которого я встал, а тут и Чибис подкатил, то же весь в охуях[172] при виде меня. Перекинулись парой-тройкой фраз, но я успел им в двух словах рассказать о своей маленькой проблеме.

— Короче, зверь, мы сейчас свалим, у нас дела, вечером встречаемся на этом же диване. Щас скажу секьюрити чтоб тебя пропустили, а там дальше — больше. Считай, что у тебя нет проблем.

Проговорив это они оба вышли, сели в минивэн в качестве пассажиров и уехали.