Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль

Сейчас уже смутно помню из-за чего произошло столкновение, но видать причина была серьезная, потому что в ход пошли заточки и стилеты, которые мы хранили в голенищах сапог или чуть выше запястья, перемотанных бинтами. Одним словом, в рукавах. Нас было человек 7–8, а этих козлов где-то около 12. На нашей стороне была идея и оружие, они же все были как на подбор здоровые и крепкие лбы, видать поэтому драка и затянулась. Воспользуюсь этим обстоятельствам кто-то из сторонних наблюдателей, этаких «засухаренных доброжелателей»[216], которых в любой зоне, пруд пруди, вызвал «цветных мусоров»[217]. Буквально за мгновение до того, как они вломились в цех, я изловчился и вонзил стилет в глаз одному козлу. Не каждый день убиваешь гада, да еще таким мудреным способом, видно поэтому я немного замешкался, наклонившись над ним, как в другую секунду получил тупой удар в плечо и свалился на левую сторону. Мгновенно придя в себя, вскочив, как ужаленный, потому что знал, что следующий удар может быть уже для меня смертельным я увидел следующую картину.

Мусора летели в нашу сторону размахивая дубинками и крича чего-то, типа разойдись, а рядом со мной, склонив одно колено сидел Яша, правой рукой обхватив рукоять стилета, который торчал из шнифта[218] козла. Эту картину и увидели легавые. На него стали орать, угрожать размахивая дубинками, а он уже выпрямившись (главное было показать легавым кто убил эту падаль) стоял посреди мусоров, как воплощение гордости и благородства, тонкие изящные черты его лица, презрительная улыбка, блуждающая на губах, представляли чудесный контраст с грубыми физиономиями легавых, обступивших его. Кругом стоял шум и гам, лязгали наручники на запястьях басоты, менты оказывали первую помощь раненым козлам, убирали трупы, коих было несколько, и они были не моих друзей, а я стоял, как окаменевший не в силах ни тронуться, ни произнести хоть слово.

За меня это сделали мусора, закоцав в браслеты[219], а затем втолкав в воронок[220]. Рядом сидел Яша, обняв меня за плечи улыбался и что-то говорил и, по-моему, даже смеялся. Это было не что.

Набор догм, которые прочно вросли в сознание бродяги, формируют мир, в котором он живет и вне которого себя не мыслит. Когда же возникает нечто, грозящее разрушить его, инерция сознания стремится защитить этот привычный мир так же, как любой из нас старался бы защитить дом, в котором он живет, если бы что-то угрожало разрушить его.

От прочитанного конца предыдущей главы, некоторые читатели, особенно представители прекрасного пола, будут пребывать в шоке. Есть от чего, не спорю. Оправдываться не буду. На войне, как на войне! Если не ты, то тебя, и, полагаю, этим все сказано. Возможно цинично, но честно. А для того, чтобы слишком ранимый читатель понял насколько глубоко в нас засели отголоски этого противостояние, мне бы хотелось дополнить этот эпизод воспоминаниями из того далекого времени, которые и легли в основу всех моих произведений.

Из всего увиденного и содеянного в памяти остается лишь то, что задело ум и сердце. Все прочее исчезает, словно бы, его не было. Потому то и жизнь, прожитая бессознательно, — это жизнь, коей как бы не было.

Когда я освободился, именно после того срока, о котором повествую, мама мне купила кресло кровать. Каждую ночь она по нескольку раз приходила смотреть на меня. Дело в том, что, как только она засыпала я спускался на пол и только там мог спокойно заснуть. И вот когда я дал ей слово, что все, больше не спущусь, а с этого времени я засыпал лишь под утро, мучаясь от мягкого лежбища, но держа слово, она заметила иную особенность, которую никак не могла понять. Во сне, моя правая рука, точнее ладонь, на изгибе запястья, постоянно находилась под днищем дивана, а порой шаря ладонью я пытался что-то нащупать.

Женщины вообще по природе своей любопытны, а любопытство матери в подобных случаях, можно помножить на порядок. Целый месяц я отбивался от нее разными отговорками, но все было без толку, мать не обманешь, она всегда сердцем чует где правда, а где ложь. Так что мне все же пришлось рассказать ей откуда эта привычка.