Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль

Забегая немного вперед скажу, что все произошло так, как и было задумано с одной лишь значимой поправкой. Но все по порядку. Сколько нервов стоила нам эта затея, каков был тревожный градус ожиданий, трудно передать словами, а тем более, описать. Одно дело, когда ты неожиданно попадаешь в опасную ситуацию и совсем другое, когда ты ее готовишь сам. Плюс, ко всему, не будучи уверенным в том, что останешься в живых. Я уже не говорю о том, что мне не было и тридцати, но это было не столь важно, ибо я уже очень давно посвятил жизнь воровскому миру и был уверен, что умру в тюрьме.

Каждое купе разделилось на две группы людей. Одна группировалась у сплошной стены, другая у решетчатой. Кто лежа, кто сидя, кто стоя, в зависимости от того, насколько было загружено купе, и в каком состоянии были арестанты, под общую команду нескольких человек из купе, которое находилось где-то в середине вагона, началась раскачка вагона. Поначалу могло показаться, что это дохлый номер. Конвойные так и восприняли эту нашу затею смеясь и издеваясь над нами своими дебильными шуточками. И за это им «спасибо». Возможно не имея такой жуткой ненависти к этим ублюдкам, мы не смогли бы совершить то, что задумали.

Но все дальше и дальше, по мере входящих в раж зеков, конвойным становилось очевидным, что вагон действительно может перевернуться, потянув за собой весь состав, который идет с приличной скоростью, а ба-соте терять нечего. Тут шутки прекратились и начались матерные угрозы, битье палками по сеткам в расчете на оглушительный звук в ушах, поливание ледяной водой. Эти ничтожества даже где-то раздобыли стальную проволоку и тыкали в нас через щели, потому что ничем другим нельзя было, маленькие зазоры мешали этому, но все было тщетно. Вошедших в раж арестантов уже было не остановить, ибо каждый из нас знал, что бы не пообещали, даже пусть каждому что-то и дали бы, хотя цель была не в этом, потом отнимут и будут издеваться и бить до потери пульса. Ни один из нас не соскочит с этой сковородки[205], не оставшись на всю жизнь инвалидом. Так что терять действительно было нечего. Да и основная масса была и так одной ногой уже в могиле.

Видно предчувствую беду, но скорее приборы показали неладное, за несколько минут перед самой аварией машинисты состава замедлил ход, начав тормозить. Это стало понятно по лязгу и скрежету колес о рельсы. Я даже на какое — то мгновение представил искры, вырывающиеся из-под вагона. Мне до сих пор порой сниться этот душераздирающий скрежет и визг. В тот момент, когда с каждым качком вагон стал крениться все больше и больше то в одну, то в другую сторону, а мы, как бурлаки на Волге уже все, по команде то ли исходившей из глубины души, толи еще откуда кричали протяжное раз-два, раз два, даже самые ярые скептики поняли, что это победа, мы их сделали! Но, что считать победой и кто кого сделал — было еще под очень большим вопросом.

После очередного качка состав резко остановился, наш вагон как бы встал на дыбы, на мгновение повис в воздухе, а затем медленно стал кренится на бок в противоположенную сторону от купе. Этому скорее всего поспособствовало резкое торможение состава, плюс левый поворот, который делали поезда в этом месте огибаю сопку. Мы как по команде все разом перескочили ближе к дверям и этот наш маневр в большей степени и помог тому, что вагон перевернулся, но, как мы предполагали, не упал на сугробы снега, они были на другой стороне. Он повалился на сторону небольшого оврага, где далее шло голое поле с заброшенными постройками, о которых я упомянул ранее.

Представить вагон, в котором находятся «под замком»[206] полторы сотни заключенных безусловно можно, но вот как этот вагон с этими самыми заключенными переворачивается несколько раз и ложится на крышу, равно, как и мы все с ног на голову, уверен, удастся далеко не каждому. Это наверно нужно самому почувствовать. Не дай Бог конечно никому такого.

У меня, кстати, уже были в жизни подобного рода потрясения. В начале 70-х годов прошлого века, мощнейшее за всю историю наблюдений землетрясение обрушилось на Дагестан. Я находился, как сейчас помню, на втором этаже, в 20-й тюремной камере махачкалинского острога. Надзиратели тогда все как один убежали, оставив нас на произвол судьбы. И судьба была к нам благосклонна. Ни один из арестантов не пострадал. Но тогда это были форс-мажорные обстоятельства, плюс ко всему равелин, который был построен еще при матушке Екатерине П. Здесь же была совсем иная история.

Хорошо помню, что криков не было. Видно даже при таких обстоятельствах сказался босячий нрав арестантов, ибо кричать по любому поводу всегда было западло. Но лучше бы кричали. Потому что душераздирающие стоны разрывали сердце. Тем более, что на мне даже царапины не было.