Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль

Притухал я в тот период времени в одном из живописных районов Златоглавой, в Очаково, хата находилась за платформой. У меня была трехкомнатная квартира, где я жил один, принципиально не связывая свою жизнь с кем-либо из прекрасного пола, ведь жизнь карманушника[182] на свободе недолга. Лишь одна кошелешница[183], Оксик (Оксана И.), жучка по масти, которая трудилась со мной в паре[184], да пара-тройка босяков знали мое лежбище, да и то, это были старые проверенные жизнью бродяги. Так что, когда среди дня мне позвонил кто-то в дверь, а у всех был свой цинк[185] на этот счет, я естественно, встрепенулся по привычке, ни кипишь, глянув в шнифт[186], кого нечистая принесла? Потому что кроме крюковатых участкового[187] и пары оперов ко мне в хату никто не заглядывал, да и сам я старался обходить всех, в том числе и соседей и лишний раз не светиться.

Стеклышко шнифта было чем-то заляпано, из-за этого было плохо видно лица человека, но фраер не шухарился[188], стоял глядя прямо в шнифт, поэтому я недолго думая открыл дверь, которая была прикреплена к стальной цепочки. Как говорят у нас «во Франции», «береженого Бог бережет, а не береженого конвой стережёт».

Каждый из нас в жизни испытал шок. С чем он был связан не столь важно, главное психическое потрясение с ним связанное. Так вот, в тот момент я испытал именно это чувство, помноженное на 100. Передо мной стоял…

Для того, чтобы в дальнейшем была понятна суть этой закрученной истории и дабы не потерялась хронологию событий, мне придется немного прервать свое повествование и вернуться в прошлое на несколько десятков лет назад.

Это была зима, если мне не изменяет память, 1978 года. Лагерь, куда меня и нескольких моих единомышленников, после очередной «этапной килешовке»[189] спец этапом препроводил вологодский конвой (а в то время только конвои из двух регионов сопровождали спец этапы. Как правило, в северной части СССР это был вологодский конвой, а в южной части страны — конвой из республик Средней Азии.) находился на реке Сосьва.

Кругом лагеря на необозримые пространства тянулись с одной стороны первобытные леса, с другой — обширная луговая низменность, покрытая множеством озер, протоков и зыбких болот. Занимались местные жители рыболовством, сбором орехов, промышляли охотой, били оленей, лосей, медведей, волков, лисиц, песцов, росомах, куниц, горностаев и белок. Дики и глухи были леса, подступавшие прямо к лагерю. И такая мертвая тишина царила кругом, что как здесь говорили, «трава растет и то слышно» Резкий крик сойки, треск сучков под копытцами дикой козы, хриплый хохот северной куропатки, сумеречное уханье филина все гулко отдавалось окрест.

Восемь месяцев в году снежный саван покрывает здесь промерзлую, бесплодную почву: ледяные воздушные струи непрерывно притекают тогда с неведомого северного простора и с бешенной быстротой несутся над неоглядными низменностями ровными, безжизненными, как белое лицо океана. Жестокий мороз перехватывает дыхание, колючие иглы снежинок, гонимые порывистым ветром, впиваются в лицо, как тучи голодных комаров, жаждущих крови. Они забираются за ворот, в рукавицы и так легко пронизывают даже меховую одежду, что непривычным людям начинает казаться, будто они раздетыми выскочили за порог. Особенно страшны здесь бураны. Единственное спасение путника или беглеца, застигнутого вьюгой, ложится в снег и выжидать долго и терпеливо, иногда целыми сутками, конца этого стихийного бедствия. Дико и страшно воет ветер в печных трубах, под окнами, у дверей бараков: и клекот орла, и рычанье медведя и хохот гагары слышатся тогда заключенным обитателям этого лагеря.

Бывало нередко, что птицы коченели и падали на лету, лопались оконные стекла, земля и лед давали глубокие трещины. Осенью же и весной воздух здесь сыр и туманен; небо почти всегда закрыто серо — свинцовыми тучами, а ночи мрачны, продолжительны; лишь по временам кромешная тьма рассеивается величественным сиянием полярного горизонта. Безмолвие пустыни царствует в полутемном, занесенном снегом по самые крыши, концесветном лагере строго режима. Только красавцы кедры, пушистые ели да стройные сосны несколько оживляют угрюмую картину этой вечной зимы. Вот в эту-то суровую полярную глубь и закинули наш этап.

На бирже, в основном, занимались деревообработкой, сплавными работами, лесохозяйственными работами, складскими и погрузочными. Было много разных деревообрабатывающих цехов, в одном из которых, фибролитовом и произошел этот инцидент, который и лег в основу этого рассказа. Но история эта потеряет цимус[190] повествования, если я еще раз не отступлю немного от основного сюжета, чтобы попробовать воспроизвести ту реальность, в которой находился я и мои единомышленники.