Воровская сага в 4 частях: Бродяга. От звонка до звонка. Время – вор. Европейская гастроль

Я приближаюсь к кульминации своего повествования. А разве можно иначе назвать встречу с дочерью, которую никогда не видел кроме как на экране смартфона? Что характерно, у меня уже бывали такие моменты. Такое представление, будто я прожил несколько жизней, во всех был джентльменом удачи и во всех только и делал, что знакомился с детьми, которых никогда не видел или видел в самом раннем детстве. Обо всех этих встречах я писал в предыдущих книгах, поэтому повторяться не буду. Но здесь был особенный случай. Хотя, по большому счету, все они были особенные.

Касабланка

Так случилось, что нам с Кренделем срочно нужно было выехать в Касабланку, это без малого 1000 км в обе стороны, а назавтра прилетали мои близкие. Так что встретить их и разместить Олег поручил Ленчику. Это было и к лучшему. И уже вечером, следующего дня, еще будучи в Касабланке, но уже выезжая в Агадир, я разговаривал с Мариной, которая с балкона своего номера смотрела на волны Атлантики и воспоминания захлестывали ее мысли как океан во время шторма швыряет небольшое суденышко в разные стороны, но утонуть не дает. Именно такое сравнение и привела она мне при встрече.

Полагаю, нет надобности описывать мое стремление быстрее оказаться в Агадире, в номере отеля, где меня ждали не меньше, чем я хотел их увидеть. К обеду следующего дня мы наконец без всяких приключений приехали с Кренделем в Агадир. Не буду в подробностях рассказывать, как я добрался до отеля, несколько слов лишь уделю своим дамам.

Поднявшись на четвертый этаж, я быстро нашел нужный номер, не знаю почему, не стал стучать, резко открыл дверь, вошел внутрь и закрыл ее без шума. Так обычно орудуют домушники при определенного рода обстоятельствах. Вдали стоял стол, на нем ваза с цветами. Это все, что сразу бросилось мне в глаза. Сделав несколько шагов, я оказался в зале и прислушался, но и там никого не было. Откуда-то из небытия, как мне показалось, доносились чьи-то голоса. Это и немудрено, я был похож в тот момент на оглушенного карпа. Только прислушавшись получше я понял, что к чему. Оказывается, балконная дверь была открыта и женский смех с громкими девичьими возгласы доносились именно оттуда. Я стоял как вкопанный, не смея пошевелиться. На балконе стояла Марина с Ракель, но видел я их со спины. В какой-то момент, видно затылком почувствовав мой взгляд, Марина обернулась и застыла на месте, почти как я, но ненадолго. Перешагнув через балконный проем, войдя в комнату, она остановилась, обратила на меня свой божественный взгляд, улыбнулась такой лучезарной улыбкой, что свет ее в доли секунды достиг моего сердца и растворился там, осветив истерзанную разлукой душу. Я улыбнулся в ответ и только тогда, как будто это был сигнал к действию, она бросилась ко мне, и мы забылись в объятиях друг друга, дав чувству и желанию на время угасить слабый огонек, именуемый человеческим разумом, и одолеть вышедшую из повиновения, не управляемую рассудком человеческую волю.

Есть женщины для которых любовь столь же священна, как вера. Отдаваясь влечению сердца, такие женщины предпочитают развалившуюся хижину бедняка царскому дворцу; простого, одетого в лохмотья пастуха они не променяют на царевича. Всем своим существом они стремятся к одной цели; если цель недостижима, они на всю жизнь избирают себе в друзья страдание. Марина относилась именно к такому типу женщин.

Не знаю сколь долго мы стояли в объятиях друг друга боясь даже пошевелиться, позабыв обо всем на свете, но все же, пока я не надышался ароматом ее любимых духов, не почувствовал родное и близкое, запах ее волос и тела, я не ослабил своих объятий. Но этому была веская причина, на которую и Марина, повернув голову, но оставив ее на моей груди, смотрела моими глазами.

Перед моим изумленным взором предстала высокая жгучая брюнетка с удивительно правильными чертами лица, огромными миндалевидными глазами, по-ангельски кротким взглядом, нежной кожей, слегка тронутой загаром и осиной талией. Строгое белое платье удачно подчеркивало все прелести ее фигуры.

Она улыбнулась мне теплой сдержанной улыбкой, в которой угадывалось и богатое воображение, и склонность к романтике, и сильная воля, и чувственность. Я смотрел на нее, любуясь ее аристократической красотой, белыми руками и меланхолическим выражением, которое придавало ее личику столько изящества.

— Иди сюда, Ракель, — позвала ее мать. Но она стояла, не смея пошевелится. — Ну, подойди же, что с тобой?

Только после этих слов, пристально вглядевшись, я увидел, как два маленьких алмаза покатились из ее глаз по щекам. Это были слезы счастья.

— Ракель, — тихонько, почти шепотом, позвал я ее. Подняв голову, она на долю секунды задержала свой взгляд на мне, а затем, как пантера, в два прыжка одолела расстояние, которое нас разделяло, бросилась в мои объятия и нашла на груди отца место рядом со своей матерью. Так втроем мы и стояли в обнимку, не смея пошевелится и нарушить святую идиллическую тишину.