Читаем Восемь бессмертных полностью

И в храмах женщины стояли справа, мужчины — слева. Даже при одновременном захоронении мужа и жены их клали в общий гроб, следуя этому же правилу: женщину — справа, мужчину — слева.

Такой обычай имеет глубокое социально-культурное значение: мужчина всегда считался почитаемым, женщина — низкой, подлой. Мужчина — хозяином, она — подчиненной.

Шань-бо грустил, узнав о предстоящей разлуке. Не зная об истинной причине отъезда, он верил, что, навестив родню, "младший брат" скоро вернется, и они продолжат совместные занятия, и все же печалился, поскольку за эти неполные три года дети буквально сроднились.

Что же до Ин-тхай, то ее сердце буквально разрывалось от горя — она-то знала, что, скорее всего, видит любимого в последний раз. Да, она давно влюбилась в товарища по учебе, и была уверена в силе своих чувств; да разве легко признаться, будучи неопытной девочкой, да еще такому наивному юноше, который до сих пор ни о чем не догадался? Шань-бо вызвался проводить ее. Слуга шел сзади, на расстоянии. А Ин-тхай собиралась с духом, намереваясь рассказать правду о себе. Прошли первый отрезок пути, затем — еще один, а она все никак не могла решиться.

Ей хотелось рассказать о своих чувствах. Она знала, что это — не мимолетное увлечение, и готова была посвятить ему всю свою жизнь. Но как отважиться? Она не в силах была побороть стеснительность, смущение и очень надеялась, что он сам обо всем догадается, если она будет говорить намеками, каламбурами.

Соученики как раз проходили мимо пруда и увидели играющих в воде мандариновых уточек. Маленькие птички были очаровательны. Ярко раскрашенный селезень с хохолком на голове плавал вокруг серенькой самочки. По сравнению с ним она казалась невзрачной, но в глазах любящего — самой прекрасной. Стоило ей отплыть на два шага, чтобы поймать клювиком что-то съестное в воде, как селезень в панике бросался за ней, боясь потерять свое сокровище. Ин-тхай очень кстати пропела:

В пруду плавают две уточки-неразлучницы,Близость и любовь между ними — навечно.Но как же нелепо, что младший братРазлучается с братом Лян!С этого дня не быть мандариночкам вместе…(Уточек-неразлучниц называют еще “мандариновыми”).Однако Шань-бо, будучи чистым и наивным, ничего не понял. Он возразил:Ведь мы с тобой — братья,Как глупо сравнил тыМеня и себя с мандаринками…

Надо напомнить, что уточки-неразлучницы, которые действительно плавают лишь парой, являются символом счастливых, любящих супругов. Понятно недоумение Шань-бо. Тренируясь в импровизации, он на ходу сочинил:

Друзья мы навеки, мы — спящий дракон,Мы — младший и старший братья.И связь между нами другая совсем:Как отмель песчаная и мелководье,Как ветер и туча, как туча и дождь —Так связаны мы!Однажды нагонит огромные тучи порывистый ветер,И выплеснут дождь тяжелые тучи.Вот в чем героизм!

Огорченная девушка ответила:

— Брат Лян прочитал действительно прекрасные стихи. Но и у меня есть куплет. И она проговорила нараспев:

Уж если Дракон ты, то пусть обернусь я прекрасною птицею Фениксом;

Я слышала, как говорят, будто встретились любящей парою где-то на небе они.

Желаю, чтоб брат мой стал вскорости зятем счастливого тестя,

Чтоб он поскорей оседлал в поднебесье Дракона.

И вновь я увижу тебя, когда женихом ненаглядным появишься в спальне…

Шань-бо изумился:

— Почему ты говоришь, что мы увидимся в спальне для новобрачных?!

Ин-тхай ответила, чтобы сгладить неловкость:

— Потому что я, твой младший брат, непременно приду поздравить тебя с радостным событием — свадьбой. (Феникс и Дракон — тоже символ жены и мужа).

Прошли еще некоторую часть пути в молчании. Подумав, что время работает против нее, Ин-тхай вновь сделала попытку. Она увидела в реке пару белых лебедей и продекламировала:

Мы к долгой реке, что зовется Янцзы,Приближаемся с братом.Меня провожает он, бодро шагая вперед,А я отстаю, чтобы время продлить, отдалить расставание…В реке пара птиц-лебедей, снежно-белых, прекрасных:Самец — впереди, а подруга устала и кличет любимого брата,Чтоб тот подождал и прислушался к счастью быть рядом…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги / История / Поэзия