Читаем Восемь бессмертных полностью

Пою и танцую я только для вас,и ритм отбиваю пхай-банем.Мы шутим, острим и смеемся сейчас,но рано иль поздно устанем…Ах, если бы знать, сколько миру стоять,и сколько земля существует…И можно ли двигать события вспять,и сколько судьба нам дарует…Недавно лишь были деревья в цвету,и щеки светились румянцем,А ныне, согбенный, с клюкою бреду,средь пира кажусь самозванцем…И слезы текут поперек, а не вдоль,послушные руслам морщинок…Печальна иль сладка земная юдоль?И в чем мы счастливей личинок?И сколько судеб уже было до нас,им в мир никогда не вернуться…А сколько готово родиться сейчас,чтоб позже на нас оглянуться…И, став небожителем, с птицей луанья в неба лазурь устремляюсь…Со мной мои песни под ритмы пхай-бань;красотам внизу изумляюсь…Вот в сумерках белые волны плывут, —то поле засажено тутом…Вот горы высокие в вечность зовути в небо вздымаются круто…Но вот уже утро. Лучи так длинны,что кажутся цепью златою.Дворцам императорским горы равны —судьбой, высотой, красотою…

Как уже говорилось выше, даосским атрибутом Лань Цхай-хэ является пхай-бань. Почему? Это одна из тайн восьми бессмертных. Но иногда Лань Цхай-хэ изображают и с цветочной корзиной, внутри которой собраны предметы, не имеющие отношения к мирскому, земному. Наверное, именно из-за наличия корзины его иногда считают покровителем садоводов.

Те, кто считали, что Лань Цхай-хэ — женщина, утверждали, что эта певица и танцовщица с помощью своих песен предсказывала будущее. Но было и еще одно мнение: Лань Цхай-хэ — гермафродит. В своем длинном голубом халате, истрепавшемся до лохмотьев, он появлялся в людных местах и исполнял песни под аккомпанемент бамбуковых дощечек. Он любил большие, шумные города, и песни его звучали особенно проникновенно, если он исполнял их после возлияния, выйдя из трактира. В народе полагали, что он является покровителем бродячих артистов. В большинстве своих песен он призывал людей отречься от мирского и заняться изучением Дао-пути. И все песни при этом были полной импровизацией.

Некоторые видели Лань Цхай-хэ, будучи еще детьми, а потом, когда им было уже более шестидесяти лет, и они вновь встречали его, оказывалось, что Лань Цхай-хэ выглядит точно таким же, каким запомнился им еще в детстве. Говорят, что пребывание Лань Цхай-хэ на земле закончилось следующим образом. Странствуя из города в город, он, побираясь, оказался в Хао-ляне; однажды, когда он сидел в трактире и изрядно набрался, послышались вдруг звуки губного органчика (инструмент из тростниковых трубочек), и в воздухе появился священный журавль, который подхватил Лань Цхай-хэ на крылья и унес в небо. Поднимаясь вверх, небожитель поочередно терял все, что было на нем и у него: туфли, халат, пояс, пхай-бань И все эти вещи оставались на облаках, а сам он, в конце концов, исчез в вышине.

Говорят, что подлинное имя этого святого — Цзень, а фамилия — Сюй, и жил он во времена эпохи Пяти династий и десяти царств, а к даосизму его приобщил, якобы, Хань Чжунли, тот самый толстяк с веером из пальмовых листьев.


Как Лань Цхай-хэ стал небожителем

Старики рассказывают, что у Лань Цхай-хэ было множество достоинств еще до того, как он стал небожителем. У него было доброе, "золотое" сердце. Он был искренним и настолько настойчивым в достижении цели, что "мог опрокинуть горы". Еще он был очень пытливым, готовым учиться тому, чего еще не знал. Короче, о нем можно сказать множество приятных слов, и ни одного — дурного.

Попробуйте угадать, для чего у него в руках, обычно, цветочная корзинка. Для цветов, скажете вы? Нет, не угадали. В нее он складывал травы и коренья от ста болезней. Ему было чуть больше десяти лет, когда он начал сопровождать старого отца, поднимаясь в горы, пересекая овраги, взбираясь на холмы, углубляясь в густые леса, в поисках целебных трав. Три главные достоинства Лань Цхай-хэ — как три распустившихся бутона. Сначала расскажем о первом, о его "золотом", добром сердце.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илиада
Илиада

М. Л. Гаспаров так определил значение перевода «Илиады» Вересаева: «Для человека, обладающего вкусом, не может быть сомнения, что перевод Гнедича неизмеримо больше дает понять и почувствовать Гомера, чем более поздние переводы Минского и Вересаева. Но перевод Гнедича труден, он не сгибается до читателя, а требует, чтобы читатель подтягивался до него; а это не всякому читателю по вкусу. Каждый, кто преподавал античную литературу на первом курсе филологических факультетов, знает, что студентам всегда рекомендуют читать "Илиаду" по Гнедичу, а студенты тем не менее в большинстве читают ее по Вересаеву. В этом и сказывается разница переводов русского Гомера: Минский переводил для неискушенного читателя надсоновской эпохи, Вересаев — для неискушенного читателя современной эпохи, а Гнедич — для искушенного читателя пушкинской эпохи».

Гомер , Гомер , Иосиф Эксетерский

Приключения / Античная литература / Европейская старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Стихи и поэзия / Древние книги / История / Поэзия