Восемь с половиной часов

Душевную неудовлетворённость ещё доставляла эта «машина времени», за последующие пять лет так и не нашедшая какого-либо развития или применения. И именно это грызло, пожирало директора изнутри. Изобретение, к которому люди стремились на протяжении всего периода своего существования, наконец-то создано, и как же больно и обидно осознавать то, что оно оказалось бесполезно! Прошлое нельзя изменить, в будущем мы видим неправду… или, точнее, один из бесчисленного количества вариантов, то есть пропорционально тому, как оно устремляется в бесконечность, вероятность выпадения одного конкретного варианта приближается к нулю, а это почти то же, что неправда.

Всё это время школа работала в обычном режиме, каждый год исправно поставляя стране выпускников, и лишь единицы из них шли не в светлое социалистическое будущее с аттестатом об образовании, а прямиком в КГБ с документом, напоминающим техпаспорт на какую-нибудь машину, чтобы после нескольких месяцев проверки на работоспособность оказаться в психбольнице. К директору уже поступило одно письмо с угрозами заморозить проект в связи с его неэффективностью. И на исправление ошибок ему давался только год. Но тут случилось то, что, пожалуй, порадовало одного-единственного человека – его – началась 2-я Мировая война, и Советскому Союзу срочно потребовались разведчики, и в большом количестве, так что о приостановлении деятельности школы в суматохе благополучно забыли. В школу целыми автобусами начали присылать разных отморозков и хулиганов, которых мало того что негде было разместить, так ещё и требовалось через два месяца сдать в совершенно изменённом виде, и радость директора на этом исчерпала себя. Начался какой-то дурдом, работать было невозможно, если ещё учесть, что для «переделки» человека требовался далеко не один сеанс, да и технология была не идеальна. Но в приказе, присланном уже в июле 41 года, твёрдо говорилось – «обеспечить», и Ярослав Карлович из кожи вон лез, чтобы это выполнить. Он практически перестал спать и есть, только работа, работа, хотя бы ночью никто не беспокоил. Афанасий Михайлович сдавал позиции, Виктор ещё не мог полностью его заменить, и на директора в связи с чрезвычайной обстановкой навалились обыденные дела.

Как он ни старался, наладить этот конвейёр он не мог, и не раз писал в Москву с утверждениями, что в таком объёме создавать солдат невозможно. Но это, как не сложно догадаться, результатов не принесло. В итоге Ярославу Карловичу пришлось при опытах добавлять больше наркотических веществ, которые не изменяли психику, а просто подавляли деятельность некоторых «ненужных» отделов мозга. Получались вялые «овощи», мало чувствительные к внешним раздражителям – совсем не то, чего желал директор. И это продолжало грызть его изнутри – он делал не то, что хотел, занимался не тем! Ему было страшно подумать, какую службу могли сослужить эти существа для родины.

Со временем объём «подопытного материала» сокращался, зато увеличивалось количество отчётов из КГБ, свидетельствующих о том, что «солдаты не удовлетворяют заявленным требованиям». Далее шло более подробное описание случаев, в которых эти люди теряли свои отменные качества порой в самых ответственных моментах и превращались в сумасшедших. Кто-то начинал плакать и вести себя неадекватно, другие вообще теряли всякую чувствительность, третьи, видимо, сохранившие некоторую часть рассудка, вовсе сбегали, у четвёртых возникали разные фобии, они повсюду видели каких-то чудовищ.

Когда война закончилась и наступил перерыв в пристальном внимании власти к его персоне, Ярослав Карлович понимал, что теперь он и его дело находятся под ещё большей угрозой, чем ранее, и что это затишье перед бурей, войной, только теперь уже исключительно для него. Войной между его амбициями и требованиями людей, возомнивших себя самыми умными и всемогущими. Как бы ни так!

Осенью 1945 года директор подписал приказ об окончательном отстранении Афанасия Михайловича от дел, и назначил на его место Виктора, который давно уже фактически работал за него. Бывший управляющий, превратившись в дряхлого осунувшегося, тощего старика, теперь спокойно доживал свой век в комнатах второго этажа. Военная суматоха совсем его доконала, у него появились какие-то навязчивые идеи, он частенько бормотал себе под нос. Глядя на него, Ярослав Карлович ещё раз убеждался, что позволить себе превратиться в такое же слабоумное существо он не может. За это время он почти не изменился, разве что стал более худым, кожа несколько побледнела, резче проявились черты лица. Препараты, которые принимал он, не позволяли его телу сдавать перед возрастом. Вот только стал напоминать тот порез на запястье, который давно зажил, сухожилья срослись; но теперь на его месте образовалась небольшая плотная шишка, словно в этом месте произошел сбой, и ткань из-за заживляющих препаратов все продолжала нарастать. Это немного ограничивало движения кисти.