Восход памяти

Теперь она заручилась поддержкой Вихря, и сияющие зигзаги перевернутой звезды больше не страшили ее. Начертанная на зеркальной глади пентаграмма обещала возвращение в жизнь, в старую ржавую маршрутку, где перед глазами, сменяя друг друга, мелькают слайды привычной киноленты. Смерть – это Гидра. От Смерти надо бежать. Если не в маршрутку, то куда? Марийка, ее будущее, которое она упустила безвозвратно, добралась ли она до белого парусника или сгинула в небытии, объятая языками пламени огненной бури, – этого не дано узнать никогда. В беге от Смерти маршрутка – единственный путь. И Марианна вновь ступила на него, направляя вихревой поток туда, где манила светом зеркальная звезда. А за ней, за звездой, через зеркало смотрели красные глаза Грегора.

Марианна догадалась – он видел ее приближение, видел, недоумевая, не веря, и угольки в его глазах медленно затухали. Сила Марианны била ключом, облекая вихревую воронку обжигающим фиолетовым туманом. Пылающие клубы сами собой сложились в знаки, образуя древний рунический боевой став. Не имея четкого намерения, кроме стойкого желания воздать Грегору по заслугам, Марианна поручила судьбу эмиссара Силе.

– Не может быть, – едва шевеля губами, бормотал Грегор, глядя, как по ту сторону зеркал разверзлась бездна, высвободив бурю, увы, ему не подвластную.

Буря мчалась, разметая в пыль все его планы, чаяния, надежды, – мчалась по его душу! Зеркало треснуло, на миг блеснув фиолетовым. Языки фиолетового зарева – знаки древних рун, собранные в боевой став, – коснулись его, и последнее, что он услышал, был голос дочери Мэв, прозвучавший в его голове усыпляюще безмятежно: «Заклинаю на смерть…»

Лицо Грегора мертвело. Поблекший кожный покров, отстраненный взгляд Ильи, опустившиеся плечи свидетельствовали о том, что возмездие свершилось.

Марианна владела силой Вихря, и, ни чуточку не усомнившись в принятом решении, она распорядилась ею так, как сочла нужным, единственно правильным, как когда-то советовала мать Мэв. Перед взором Марианны то и дело появлялись вспышки проявленных оранжевым восходом воспоминаний, а те спешили взять свое, взывая к забытым чувствам, что жаждали быть пережитыми вновь, – к чувствам столь болезненным и несвоевременным. Вспышки мешали сконцентрироваться на главном, губили время, расходовали силы. Сияние перевернутой звезды вблизи ослепляло, энергия Вихря била через край, требуя решительных действий. Марианна, собрав всю волю в порыве единственного желания, закрутила спираль фиолетового смерча, сосредоточив в нем Силы, коими могла управлять; Силы вдохнули жизнь в растраченный на руны огонь, фиолетовое пламя взмыло вверх, объемля пустоту Пограничья. «Пора!» – решила Марианна, обрушив неистовую мощь огненного смерча в зияющую бездну вихревой воронки, тем самым обратив силу Вихря против него самого.

Художник Валентина Симонова

Воронка заглотила огненную петлю, и спустя мгновение Зазеркалье накрыло взрывной волной. Вихрь, пойманный в тиски фиолетового пламени, сам себя разметал в прах. Пограничье снова замерло под властью тишины, безвременья и пустоты. Но Марианна не застала этого: запустив огненное пламя в сердце вихревой воронки, она, пока хватало заимствованных у Вихря сил, стремглав ринулась сквозь манившие сиянием врата перевернутой пентаграммы.

* * *

Валера как прикованный застыл у балкона, не отрывая взгляд от смертоносного дерева, в мыслях проклиная себя, наказывая, вынося приговор – бессмысленный и бестолковый: так или иначе последствия необратимы, девушку к жизни не вернуть. Он стоял и думал, как войдет и признается ребятам, что сердце их подруги больше не бьется в результате его, Валеры, халатности. Вероятно, он получит от кого-то по морде – хорошо, если получит. Или, что в разы хуже, все будут, как он сейчас, стоять и молчать, и лучше б такое молчание убивало, но оно не убьет, а он продолжит жить, влачить жалкое существование с неизмеримым грузом вины на сердце.

Тем временем ребята, Аким, Степа и Константин, – темные фигуры в мрачной усыпальнице холодных зеркал, где тьма отражала тьму, – склонили лица над застывшей в кресле девушкой. Константин не отнимал руки от ее запястья, наивно ожидая почувствовать пульс. Вызвали «скорую», и она где-то, наверное, ехала, сверкая тревожной иллюминацией проблескового маячка, но это уже ничего не могло изменить, когда губы теряли цвет, а радиальная артерия глухой мертвой струной хранила молчание. Однако Константин продолжал ждать неизвестно чего, наверное чуда, в которое никогда не верил, по-прежнему не решаясь отпустить руку. Пальцы его немели, и потому он не сразу уловил перемену. Лишь когда по запястью девушки пробежала ясная, четко ощутимая волна, Константин, не доверяя первому чувству, отдернул руку и, помассировав пальцы, вновь приложил их к радиальной артерии на руке Марианны. Артерия отчетливо пульсировала, и в том не могло быть сомнений.

– Пульс! Он есть! – сверкая глазами, в лихорадочном возбуждении воскликнул Константин.