Восхождение на Макалу

Этот мешок был полон писем и приветов домой, тогда как почтовые мешки, полученные из дома, становились все тоньше и тоньше по мере продвижения экспедиции. Вероятно, так происходит потому, что люди больше любят получать письма, чем писать, и потому, что дома время бежит очень быстро и на писанину его уже не остается. А здесь, у подножия Макалу, если только вы не поднимаетесь в промежуточные лагеря, время словно топчется на месте в растерянности из-за того, что его так много. Свободное время рождает мысли, а те так и просятся в слова и строчки, и пишут их альпинисты окоченевшей рукой шариковой ручкой, на которую, чтобы она не замерзала, надо дышать.

Мы полагаем, что, если послать на олимпийские игры Анга Ринсина в качестве марафонца, он, безусловно, установил бы выдающийся результат. Ведь здесь он бегает в разбитых вибрамах, кожа которых добела выщелочена снегом Барунского перевала, с рюкзаком на плечах, в котором и спальный мешок, и мешочек с рисом, и кое-какая утварь, а за ремни рюкзака засунут еще и зонтик.

Конечно, теперь уже из Анга Ринсина никогда не получится марафонец. Он не молод, а марафон нынче бегут несравненно быстрее, а главное, без всяких нагрузок. Анг Ринсин остался одним из последних пеших посыльных в горы, и он наверняка не знает слов полковника Редьярда Киплинга:

Колокольчик звенит: уже начал он подниматься,
Подобно сумраку спускается он сюда, в эти горные места.
За спиной у него сумка, а на шее шарф,
А за поясом заткнут официальный документ;
В нем есть дата приема и отправки:
«Пешим курьером. Почта в Индию».

Когда бы Анг Ринсин ни возвращался из Тумлингтара — а с приходом весны и сходом снегов в Барунских седловинах он сокращал время пробега, устанавливая все новые и новые рекорды на этой всемирной трассе, — глаза у него становились запавшими, а худое лицо, словно только кожей и обтянутое, загоревшим до темно-красной смуглоты. К светящимся окнам общей палатки он приходил в сапогах, ужо покрытых инеем, ибо путь его лежал через несколько климатических поясов (а в последнем из них был мороз), приходил радостный, потому что нес за спиной почту из далекой незнакомой страны. Он не знал, что приносит не только радость от писем, которые пришли, но и грусть от непришедших писем. Не знал он и того, что невольно нарушает установленный распорядок походной жизни, ибо и радость, и печаль, и тревоги настигают нас повсюду, в любое время и в любом месте на земле.

И все-таки мне кажется, что когда-нибудь из этих молодцов получатся олимпийские чемпионы. Но, как сегодня они не ведают о своей бедности, так совершенно ничего не знают они и о призрачной мирской славе.

8

Давно известно, что если вы идете той же дорогой во второй или в четвертый раз, расстояние вам кажется короче, потому что вы знаете, что́ вас ждет, и вас не тормозит страх, неизбежно предшествующий всему, что не изведано. Впрочем, это наблюдение не совсем абсолютно: для стайеров пять или десять километров по дорожке стадиона всегда пять или десять километров. Но здесь, в приволье гор, долинах, на перевалах и гребнях зеленых предгорий, среди лачуг, крыши которых покрыты рисовой или кукурузной соломой или остроконечными пальмовыми листьями, участки пути, как бы ни были они отмерены одинаковыми расстояниями между лагерями, во второй раз кажутся короче, и кажется, ты проходишь их быстрее.