Восхождение на Макалу

Другой защитник горы — холод. Через каждые сто пятьдесят метров подъема температура падает на один градус по Цельсию. Таким образом, если в Праге температура плюс 15°, то в базовом лагере (путем простого вычисления) она соответствует идеальной температуре минус 17°, а на вершине Макалу — минус 41,5°. Но это не совсем так. Температура воздуха зависит еще от других факторов: географического положения, воздушных потоков и солнечного сияния. Но приведенные цифры по крайней мере дают понять, каким влияниям подвержена жизнь человека на таких высотах, от чего зависит деятельность его органов, мозга, сердца, его способности к мысли и воле.

И наконец ветер. Коварнейший страж горы и самый беспощадный враг человека. Он — брат высот, и в Гималаях он дома, как никто иной. Он — жестокое дитя сухих ледовых тибетских высот, тепла и влажности, которую приносит близость океана. Он — ледовая засуха, от которой трескаются губы, подушечки пальцев и сохнет во рту и горле. Он — всепроникающая влажность, приносящая ежедневно массы снега на базовый лагерь и всю гору. Он — яростный и удручающий враг, действующий на нервы своим бесконечным глухим шумом, не похожим ни на голос реки, ни на шум плотины, ни на грохот поезда.

Вот каковы три суровых приятеля Макалу, и если они сговорятся между собой и подружатся, вы ни за что на свете не подниметесь на вершину. Но если вы дождетесь, когда в союзе этих трех «дружков» появится брешь и начнутся сбои в их совместной работе, может так случиться, что однажды мороз будет без ветра, а потому недостаток кислорода будет переноситься лучше, и вот тогда-то, быть может, вы и покорите вершину. Поэтому вы неустанно должны следить за поведением горы и прислушиваться к любому шуму ветра точно так же, как вы слушаете сообщения метеорологических станций. И продолжать в то же время работать над собой, над своим снаряжением, над своей акклиматизацией.

И когда вам станет все равно — воет ли ветер или это шум Барун-реки, получите вы письмо или нет, идет ли снег, светит ли солнце, зачирикала ли горная овсянка, — это будет означать, что вы акклиматизировались. И тогда вы забудете, что где-то вдали у вас есть дом, жена, дети, друзья-приятели. Тогда вам будет безразлично, что в почте, которую Анг Ринсин принес из Тумлингтара, есть письмо, сообщающее о неприятностях, случившихся на вашей работе. Итак, как только вам все это станет совершенно безразличным, вы вдруг поймете, что существуете теперь лишь вы и эта страшная своей безучастностью масса горной породы, льда, скал и снега. И звезды, и ветер.

Это бегство от реальности, которую вы оставили, покинули на родине, дома, на работе, в семье? Ни в коем случае. Это необходимая адаптация в новых реалиях, которые вы добровольно избрали как свою временную участь. А если вы потянете за собой все, что оставили вдали, как ранец, и если застряло в вас, как острые лапы якоря, нечто называемое тоской и вы не освободитесь от земного притяжения, то жизнь горы никогда не станет вашей жизнью. И на тропинке, ведущей не к вершине, а назад, вниз, вас ждут за первым же поворотом долины, за каждым еловым стволом барунского девственного леса сестрички-укоризны и брат огорчение, которые никогда уже вас не отпустят.

Пожалуй, вы назовете это эгоцентризмом, эгоизмом и другими словами, обозначающими внутреннюю асоциальность такого состояния. Но это не так. Ведь и на олимпиаде спортсмен должен сосредоточиться на своем упражнении и не думать ни о чем, кроме отражения удара, кроме победы или дистанции, которую преодолевает собственное тело, диск или копье. Разница состоит только в том, что на соревнованиях исполнение длится секунду, минуту, может быть, дни, а в Гималаях — месяцы и годы.

Итак, будем снисходительны к этим монахам уединения, трудностей, изнурительной работы и самоотречения. Ибо сущность деятельности — одинакова, и только внешняя среда различает их, а время продолжает соревнование между ними. А человеческий удел что на олимпийском стадионе, что в Гималаях — одинаков. Удивительно простой и бесконечно возвышенный одновременно. Он — как стебелек, как листочек травы, заботливо выращенный на поле стадиона, или как крохотный кусочек гранита на дне Барунской долины, на который никто не обращает внимания. Как любая частичка планеты, любой осколочек жизни, который мы с такой настойчивостью славим выше бесстрастности мира.

Вы помните самое ветреное место на чехословацком ребре — лагерь 3. Это даже не место, а скорее крутой ледовый склон, наклонные плиты красно-коричневых скал, промерзший фирн, обдуваемый ветром, который собирается тут со всех сторон света и то летит вниз, к земле, то взвивается вверх, к южной вершине Макалу. Здесь заканчивается подъем по снежному «Ножу», как мы назвали острый гребень, идущий от второго лагеря; и тут же вздыбливается на 1300 метров скала, компактная, твердая, плитообразная, изборожденная желобами и ребрами, кончающаяся разве что в глуби Вселенной.