Восхождение на Макалу

Третий лагерь заложили 2 апреля, и в одиннадцать часов мы сообщили в Катманду об этом событии, возбудившем в нас радостную надежду на скорое восхождение. В четыре часа дня альпинисты Йожо, Иван Фиала и Сильвио с тремя шерпами спустились в лагерь 2. В третьем лагере груз уже был сложен и во льду прорублены площадки для палаток, однако поставить их было невозможно из-за сильного ветра, мороза и нашей усталости. За два дня группа Милана Кришшака с шерпами Ангом Тембой, Ангом Пхурбой и Давой Цзерингом сумели поставить здесь всего две палатки.

Палатки были почти непригодны для жилья. Хотя им и не угрожало быть засыпанными снегом — они были поставлены в стороне от основных трасс лавин, — все же плеск палаточного полотна и его непрерывные удары по головам и телам обитателей не прекращались, и отдыха, а тем более сна не было, разве что какие-то видения, вызванные пентобарбиталом или ноксироном.

С самого начала подъема мы не сомневались, что в лагере 3 придется выкапывать пещеры, ибо только в них можно было найти убежище от ветра, нескончаемого гула шквалов и обвалов лавин. К сожалению, слой фирна и льда, тесно прилегающих к скале, был очень тонок. Вот почему до середины апреля в третьем лагере палатки стояли порванные ветром, разрушенные, хотя их все время восстанавливали. Во второй половине дня 15 апреля Йожо, Иван Фиала, Владо и Сильвио выкопали ледорубами и алюминиевыми лопатками пещеры вплотную к скальной стене. В них была прихожая, по одну сторону — кухня, а по другую — спальни. Пещера постепенно расширялась, хотя слой снега, образующий потолок, был настолько тонок, что внушал опасение. Но это пристанище дало нам тишину, тепло, и неважно, что с потолка, когда что-нибудь варилось, капали пресные капли талого снега. Шерпы, однако, никогда не спали в пещере. Они боялись, что будут засыпаны рухнувшим потолком, и предпочитали спать в палатке, поставленной на площадке, которую они выкопали в отвесном фирне.

До тех же пор, пока не было построено безопасное укрытие в лагере 3, его палатки, впрочем как и палатки второго, первого и даже базового лагерей, несколько раз разрушались, рвались, чинились и снова ставились. Так было в первой половине апреля, когда барунская весна проявляется особенно сурово и беспощадно. Альпинисты в это время уже работали выше лагеря 3, и белой веревкой была обеспечена дорога до Серой или Черной башни. Это выступ темных гнейсов Макалу на семитысячной высоте, и до лагеря 4 оставалось провесить веревкой только снежный гребень да еще сто метров пути.

Наверху, на ребре, за палатками второго лагеря присматривают альпинисты и шерпы, а в лагере 1 наш руководитель Иван проклинает беспорядок, требуя от просвещенного общества, именуемого «экспедиция», стать на путь истинный. Ибо никто не желает мыть посуду, считая это напрасной тратой времени. Между тем больные становятся все разговорчивее, и количество геройских рассказов увеличивается по мере их выздоровления. А это означает, что пора им отправляться в ледовые пустыни второго и третьего лагерей, где можно спокойно поразмышлять в тишине и бесконечности мира. Палатки «Липно», подходящие, как явствует из их названия, для туристского лагеря на берегах этого южно-чешского озера, парусят на западном ветру, дующем с Эвереста, брезент порется по швам, связки лопаются. Их лохмотья уносят в базовый лагерь, и больные на время становятся швеями, исправляющими изделия «Технольна», которые не выдержали испытания перед лицом Макалу, Эвереста и обиталища богов. Берега Адриатики, Ширавы и озера Липно никак не сравнишь с Эверестом, и только упрямое решение вознести эти палатки с Ломнице-над-Попелкою на шеститысячную высоту достойно восхищения и заставляет склониться перед ним.

После ужина, пока в большой столовой палатке завязывается почти ритуальная дискуссия на тему: кто с кем, где и при каких обстоятельствах, — Мингма печет лепешки. Беседа с этим интеллигентным шерпой, который прошел с альпинистскими группами весь Непал, побывал в Индии и время от времени посещает Тибет, не лишена интереса, хотя тематика далека от секса.

Мингма утверждал, что убийство гималайского петуха в период токования (три года назад мы застрелили нескольких) приносит несчастье. И это подтвердилось — Анг Ками, лучший стрелок, погиб на Пумори, да и вся история той экспедиции хорошо известна. Дело в том, что бог (Мингма не смог уточнить, который именно) жалует этих птиц больше других. Тот же самый бог не любит, когда мясо жарят на вертеле прямо на костре, ибо этот запах неприятен для его носа. А мы и в этом вопросе поступили тогда бестактно, изжарив пойманного фазана на костре в лагере Тадо Са. Зато аромат, источаемый рододендронами и розанами, когда их тугие, смерзшиеся листочки подбрасывают по утрам в тлеющие уголья, бог очень любит. Синий дым благоухает, и бог безмерно счастлив. Поэтому Анг Гиалтсен и Кришна Бахадур вместе с вязанками дров приносят пучки священных веточек, и каждое утро их запах поднимается над красной крышей кухни.