Восхождение на Макалу

Лагерь в Пхематане встретил нас бесснежной травой, сухим мохом, подмерзшим лишайником да ветром, рвущим низкие тучи о кроны барунских елей и вершины гор. Но каждый был рад, что спит в палатке, поставленной не на влажном снегу Барунского перевала, а на сухой террасе реки, под плеск воды которой так сладко спится. За эти дни караван преодолел несколько климатических зон: тропики, январскую пургу в Барун Ла, наконец Пхематан, где никогда не бывает снега. А в Тадо Са лагерь будет завален почти рождественским снегопадом; дальше, в Верхней Барунской долине, правит невообразимый холод, а ветер и мороз такие лютые, что не позволяют влажному воздуху, если он только доберется с юга, укутать базовый лагерь снегом.

Наверное, у каждого была своя субъективная причина радоваться, потому что мы проделали путь, в сравнении с которым военные учения в осеннюю распутицу или в январский мороз можно считать пионерской военно-спортивной игрой. Палатки, вымокшие от влажного снега, промерзают насквозь, пока доберешься до следующего лагеря, ветер хрустит льдом, а солнце не показывается вовсе. На месте следующего лагеря (восходители достигнут его с признаками лихорадки, бронхита, воспаления горла и насморка) массы снега скрывают окутанный туманом невидимый край; здесь трудно развести костер. И блестящая стеклянная ночь, когда горные пики отражают свет прибывающей луны, не согревает людей, укрывшихся в палатках.

Босоногие носильщики и носильщицы безропотно несут багаж через седловину Барун Ла. Они стоически переносят свою долю, переходя из одного времени года в другое, не ропщут, по вечерам зарывают ноги в горячий пепел, руками едят рис и пьют из разнообразных консервных банок чай, приготовленный из каких-то смерзшихся растений, собранных возле лагеря, чай, у которого терпкий, вяжущий вкус и темно-коричневый цвет.

Мелькают кукри, рубятся навесы, а топоры, привезенные из Европы, тупятся от такой работы. Эти топоры, закупленные в хозяйственных магазинах, не могут сопротивляться твердости барунских рододендронов, корням елей.

Хотя это далеко не курортное водолечение, все же омовение в водах Барун Кхолы имеет свою прелесть, особенно если вы не мылись уже почти две недели. Река тут такая же дикая, как и на всем своем бурливом пути от Барунского ледника до устья реки Арун. Сейчас, в конце сухого зимнего сезона, когда вода стоит низко, то тут, то там образуются песчаные излучины, нагромождения раздробленных гнейсов, нанесенных бревен и мельчайшего песка, напоминающего цемент. Когда-то восходители нашли здесь бледно-красные крупинки минералов, названные рубинами, и лихорадка обуяла людей. Ситечко для чая, дуршлаг для лапши — все используется для промывки песка. Даже простые сковородки, напоминающие тазики золотоискателей, используются для отстоя крутящегося песка и поиска драгоценных камней. Были то настоящие рубины или нет, точно сказать нельзя, но в пасмурном свете неба они сверкали своим матовым розово-красным цветом, пробуждая искорки надежд на открытие залежей драгоценных камней.

Кристаллические зерна в обломках гнейсов Макалу были не единственными, разжигавшими исследовательскую и коллекционерскую страсть альпинистов. Жуки, мотыльки и бабочки были профессионально пойманы энтомологическим сачком, рукоятка которого снабжена острием и может служить на заснеженных склонах Барун Ла универсальным ледорубом. Семена елей, сибирских кедров и рододендронов мы вложили в пузырьки от витаминов, а клубни орхидей — в мешочки; потом, далеко на Западе, эти коллекции будут напоминать нам об экзотике Гималаев. Конечно, семена эти не взойдут, а клубни в герметических упаковках сгниют, но поиск и надежда всегда имеют бо́льшую ценность, чем сама находка.

Находятся и такие горе-ученые, которые фотографируют отпечаток босых ног носильщиков на мокром снегу рядом с ледорубом для сравнения величины, в надежде, что кто-то поверит, будто это след йети.

Другие, пренебрегая естествознанием, но не забывая важности закаливания, бегают босыми по снегу, подражая носильщикам, для которых не нашлось теннисных туфель.