Читаем Воспоминания полностью

Я как мог старался опровергать подобные заявления. С величайшим воодушевлением я рассказывал о многочисленных приятных вечерах, проведенных в гостеприимных домах в глубинке, но всякий раз ответом мне служила милая, слегка ироническая улыбка, означавшая: хотя хозяйка оценила мою любезность, она сомневается в моей искренности.

Так, когда Францией правили короли, человек оставался никем, пока не переезжал в Париж и не селился в пешей доступности от королевского дворца; а на острове Корсика не сомневаются в том, что только по-настоящему плохой корсиканец предпочтет остаться на родине, а не последует примеру Бонапарта.

К тому времени, как гостю в Америке удастся усвоить основные уроки социальной географии, на горизонте появляется другая громадная проблема: через несколько недель пребывания в Бостоне, Филадельфии или Нью-Йорке он обнаруживает существование бесчисленных различий между общественными группами в одном и том же сообществе. Не раз за время моего пребывания на Восточном побережье США я становился участником следующих диалогов:

– Вы поужинаете у нас в четверг?

– Извините, но я уже принял приглашение мистера и миссис Х.

– Чье приглашение вы приняли?!

Я послушно повторял фамилию, хорошо известную любому американцу.

– Никогда о них не слышала. Кто они такие?

– Все, что мне о них известно, – отец мистера Х. руководил строительством одной из крупнейших западных железных дорог. По-моему, это величайшее достижение в истории вашей страны; по крайней мере, полвека назад так говорили мои учителя. Однако я не уверен в том, что его предки были в числе «отцов-пилигримов». Вполне возможно, они пересекли Атлантику на плотах.

– Никогда о таких не слыхала, – повторяла упрямая дама, и мы оба смеялись.

Позже выяснялось, что мистер и миссис Х. принадлежали к другой социальной группе.

Как известно из истории, один прославленный английский лорд всегда раздражался, когда при нем упоминали о некоем Ньютоне. В конце концов, кто такой этот Ньютон? Его светлость был совершенно уверен, что никогда не встречался с ним при дворе их величеств.

3

Как все лекторы, я гордился, получая письма от поклонников. В основном мне писали любители автографов и оригиналы. Первых можно найти в Англии и Германии, последние же не существуют нигде, кроме Соединенных Штатов.

Требования денег различались, как и угрозы. Меня просили о самых разных суммах, от ста тысяч долларов, которые я должен был положить в почтовый ящик в Сан-Бернардино (штат Калифорния), до половины моей доли от «миллионов Романовых в банке Англии», которые я обязан был тут же переслать по почте с уведомлением в Сиэтл (штат Вашингтон). Надеюсь, последнему джентльмену удалось получить перевод. Я в точности выполнил его требование: выписал платежное поручение, которое надлежало «обналичить» в Банке Англии, на Треднидл-стрит, в Лондоне, на сумму, составлявшую «пятьдесят процентов доли великого князя Александра из миллионов Романовых».

Угрозы были оригинальнее. Простой расстрел никогда не удовлетворял моих корреспондентов. Один чикагский «друг Советской России» собирался взорвать отель «Дрейк». Монреальский защитник «национальных меньшинств на Балканах» обвинял меня в пропагандистской работе в пользу югославского короля Александра[71] и угрожал, что в моем утреннем кофе будет содержаться «достаточно микробов, чтобы начать эпидемию брюшного тифа». Один «враг всех паразитов» из Палм-Бич готовился продемонстрировать силу своего тайного изобретения, «смертоносных лучей», уничтожив мою квартиру в районе Эверглейдс с расстояния в десять миль. Кроме того, мне написал один «честный русский из Гарлема», который неизменно приветствовал мой приезд в Нью-Йорк посланием следующего содержания: «Никакой Гровер Уэлен[72] не сумеет защитить вас от гнева рабочего класса». Отставка мистера Уэлена не подействовала на моего корреспондента. Он так и не сменил в письмах Уэлена на Малруни[73].

Ближе к концу моего третьего года чтения лекций среди злопыхателей у меня появились любимцы. Я хорошо изучил их почерк и бумагу, на которой они писали. Мне казалось, что я узнал все, что можно было узнать об этой растущей группе американского населения. И все же председатель правления известного нью-йоркского банка познакомил меня с самым странным человеком в Соединенных Штатах. Он явился ко мне с «предложением». Он собирался построить для меня «храм» за то, что я должен был прочесть цикл из двухсот лекций за период в четыре с лишним года. За лекции мне должны были заплатить почти миллион долларов. Выбор тем и продолжительность лекций оставались за мной. Никакой платы за вход и сборы с меня не брали.

– Неужели на вас произвели такое впечатление мои книги? – удивился я.

– Я их не читал, – откровенно признался мой собеседник.

– Вы спиритист?

– Ни в коем случае. По-моему, это полная ахинея.

– Что же заставило вас ко мне обратиться?

– А вот что. – Он заговорщически понизил голос: – Я открыл источник происхождения войн и революций. Все дело в еде, которую мы едим.

– В еде?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное