Воспоминания

Я ждал уже три года, вырезая из газет статьи о банкротствах и собирая данные о главах обанкротившихся учреждений. И хотя для того, чтобы представить полный отчет, требовался более опытный статистик, чем я, мои материалы достаточно внушительны. Моя теория проста, как единственный урок, предоставленный американской Великой депрессией: не сотвори себе кумира из тех, кто всего добился сам!

Мои вырезки подсказывают: более девяноста процентов обанкротившихся банков и заводов, закрывших свои двери, были основаны или возглавлялись людьми, которые всего добились сами. Последнее касается не только Соединенных Штатов, но и Европы. Хэтри в Англии, Крюгер в Швеции и Остерик во Франции – три громких банкротства в Старом Свете были связаны с похожими людьми, чудесным образом добившимися всего самостоятельно. В Соединенных Штатах их почитали как полубогов. А хуже всего из крупных отраслей промышленности пострадал кинематограф – отрасль, обязанная своим расцветом усилиям иммигрантов из Польши и Центральной Европы.

Мне не нужно называть имена или рисовать схемы. Все читатели газет знают: там, где за последние четыре года произошло «громкое» банкротство, главами пострадавших концернов оказывались люди, не подготовленные ни воспитанием, ни образованием к занимаемым ими постам.

Как это ни оскорбительно для большинства американцев, такая вещь, как «традиция», всегда была, есть и будет. Ротшильды и Мендельсоны стали тем, кем они стали, не потому, что в их сундуках так много золота, но потому, что они родились в атмосфере, пронизанной банковской традицией. Возможно, основатели их банкирских домов и добились всего сами, но в начале девятнадцатого века все было иначе. Промышленный мир был еще юным. А во-вторых, никто из них не разбогател за одну ночь. У них ушло почти столетие на то, чтобы стать «теми самыми» Ротшильдами и «теми самыми» Мендельсонами, хотя даже самые бесталанные выходцы из их семей разбирались в банковском деле лучше чудом разбогатевших банкиров из Соединенных Штатов.

Мои рассуждения напоминают страницу из букваря: пекарь печет хлеб, сапожник тачает сапоги. Так оно и есть.

Если бы в 1920-х годах американцами управляла мудрость букваря, сегодня в Соединенных Штатах было бы меньше страданий. Никто, даже те же самые пресс-секретари, которые возвеличивают громогласных ничтожеств до «фигур национального масштаба», не способны правдоподобно объяснить, почему страна, где прописывать касторку от болей в кишечнике позволительно лишь «специалистам», позволила портным, пастухам и меховщикам возглавлять банкирские дома!

Я говорю о банках и банкирах, потому что руководство ни одной другой отраслью в Америке не велось столь рискованно, и потому, что прославление людей, которые всего добились сами, – единственная заповедь, признанная на Уолл-стрит.

«В Америке нет банкиров, есть только торговцы», – говорил в 1893 году Витте, тогдашний российский министр финансов. Поразительно было слышать подобные слова из уст человека, который всего добился сам и начинал свою карьеру скромным железнодорожным служащим. У меня ушло почти сорок лет на то, чтобы понять истинный смысл его слов. Но и Америке понадобилось почти четыре года страданий, голода и несчастий, чтобы прийти к выводу, что политикой должны заниматься политики.

Глава XIV Возвращение

1

Давно прошел час коктейлей, и скрипач с печальными глазами вытирает крупные капли пота со лба. Почти весь вечер он боролся с залитой солнцем тишиной этого заброшенного кафе и скоро сдастся.

Я сижу и слушаю. Я вернулся в Европу, в Монте-Карло. Мой коньяк называется «Наполеон», а оркестр играет песню под названием «Веселый Париж». Ни один ресторан не может себе позволить подавать настоящий коньяк «Наполеон», а Париж никогда не был веселым, но я только что вернулся из Америки и не возражаю против лжи во спасение.

– Уверяю вас, единственное, что остается, – наскрести остатки денег и ехать на Таити. Мировая депрессия действует мне на нервы. Я больше не могу ее выносить.