В сущности, все эти вопросы могли быть разрешены только с исходом войны. Я поэтому очень жалел, что мы во время войны уделили им так много внимания. Впрочем, я должен подчеркнуть, что никогда трения, возникавшие между нами и союзниками на политической почве, не влияли на наши взаимные военные отношения. Роль, подобную Польше в наших отношениях с Австро-Венгрией, играла Добруджа в наших политических и военных отношениях с Болгарией. В вопросе о Добрудже речь шла в итоге о том, получит ли Болгария железную дорогу через Черновода — Констанца, если в будущем неограниченно завладеет этой страной. Если бы это случилось, то она завладела бы важнейшей и ближайшей дорогой между средней Европой и Ближним Востоком. Болгария, конечно, воспользовалась благоприятным моментом и получила во время войны наше согласие на это. С другой стороны, Турция, ближайшим образом заинтересованная в этом, просила нашего политического заступничества против этих болгарских притязаний. Мы дали ей эту поддержку. Таким образом, под военной маской возникла маленькая политическая война, длившаяся около года: договор между нами и Болгарией устанавливал в случае поражения Румынии возвращение нашим союзникам потерянных в 1912 г. южных частей Добруджи, а также улучшение тамошней границы. Но в договоре ни слова не говорилось о предоставлении Болгарии всей Румынской провинции. Основываясь на этом договоре, мы после окончания румынского похода немедленно передали болгарскому правительству часть южной Добруджи. В средней же Добрудже с согласия всех наших союзников мы немедленно установили управление. Оно действовало на основании особого условия и в хозяйственном отношении руководилось почти исключительно пользой Болгарии. Северная Добруджа была занята 3-й болгарской армией, которая вела там свои операции. Казалось, что отношения внешним образом хорошо урегулированы. Но такое положение продолжалось недолго. Вызов был брошен болгарским мини- стром-президентом. Еще до окончания румынского похода, министр бросил лозунг возвращения Болгарии всей Добруджи и указал на немецкое высшее командование как на противодействующее этому стремлению. Отсюда возникло сильное движение против нас. Царь Фердинанд сначала был не согласен с действиями своего правительства, но потом ему пришлось уступить под давлением возникшего волнения. Точно так же и болгарское высшее командование не вмешивалось сначала. Оно действительно видело опасность в том, что к сильным и разнообразным политическим волнениям в армии присоединялся еще новый повод.
Но вскоре, однако, и генерал Исков перестал оказывать противодействие давлению министра-президента. Возникло всеобщее политическое возмущение против немецкого высшего командования; оно велось главным образом безответственными агитаторами, не обращавшими ни малейшего внимания на существующие союзные отношения. Та настойчивость, с какою болгарские круги добивались достижения этой цели, лучше бы пригодилась на войне для общих целей. При этих обстоятельствах обнаружились последствия вредной стороны наших союзных договоров. При заключении нашего союза мы в свое время дали широкие обещания Болгарии увеличить ее территорию и присоединить к ней прежние области — обещания, которые мы могли выполнить только в случае полной победы. Болгария, однако, не удовлетворилась этими обещаниями. Она беспрерывно увеличивала свои претензии, совершенно не задумываясь, может ли она как маленькое государство в политическом и хозяйственном отношении справиться с новыми задачами, которые поставит перед ней увеличение территории.
Такая жадность вызывала и непосредственную военную опасность. Я уже раньше указывал на то, какое большое военное преимущество получилось бы в том случае, если бы осенью 1916 г. мы перенесли оборону с македонского фронта на западное крыло до области Прилепа. Достаточно было одного нашего намека, чтобы вызвать во всех политических кругах Болгарии тяжелое раздумье. Сразу стали опасаться, что нельзя уже будет претендовать на области, очищенные от войск. Готовы были принести в жертву целую армию, чтобы не быть в ответе пред страной за отдачу «староболгарского города Охриды». Мы потом увидели, куда нас завели большие уступки Болгарии. Обсуждение всех этих бесконечных политических вопросов принесло мне одно недовольство и усилило во мне отрицательное отношение к политике.