Воспоминания

В середине сентября в ГТГ на Крымском валу открылась выставка Михаила Ларионова, наиболее почитаемого и близкого мне художника. Экспозицию разместили не в основном зале на третьем этаже – там «царил» Кабаков, что уж тут Ларионов, правда, самый выдающийся авангардист, бессменный лидер, вплоть до окончательного отъезда из России с женой Натальей Гончаровой в 1915 году. До этого ни Малевич, ни Кандинский, ни тем более Шагал и Татлин и соперничать с ним не могли.

Выставка была буквально засунута в узкое пространство, еще и перегороженное пополам грязно– и пестро-окрашенными стенами-перегородками вдоль. Тесная развеска живописи и графики равнодушным «штакетником», невозможность с близкого расстояния рассмотреть подлинные шедевры: циклы «Времена года», серию «Венер», портреты Татлина, Хлебникова, Гончаровой, автопортреты, ставшие источником вдохновения для поколения «неофициальных» художников и мастеров «сурового» МОСХа, – против этого хотелось не возражать, ну, бывает неудачная развеска, а протестовать, как против надругательства над памятью Михаила Федоровича. Впечатление снижало и обилие второстепенных повторяющихся мотивов сороковых-пятидесятых годов, относящихся к периоду болезни мастера, полупарализованного. Возможно, важных для биографии, монографии, но смущающих зрителя однообразием. Все это вызывало громкое мое возмущение, разделяемое многими.

Эти мои «эскапады», не скрываемые не только на выставке, но и на лекциях в галереях, послужили тому, что мой фильм о Ларионове и Гончаровой «Когда восходит полуночное солнце» Третьяковка отказалась показывать. Напрочь. Меня давно уже не приглашали ни на какие «випы», хотя я не отказывался давать ГТГ шедевры Сапунова, Судейкина, Якулова, Шагала. Выставку формировали не специалисты, псевдознатоки, поэтому они не дали крайне важные пастели раннего периода поиска и находок, к чему трепетно относились близкие Ларионову Жегин, Виноградов, да и Харджиев. Не было этюдов так называемых «эротических», за что Ларионова на год исключили из МУЖВЗ, хотя теперь они смотрятся настолько невинными, что непонятны обвинения. И самое печальное, почти не было работ «переходного» периода от импрессионизма, который Н. Пунин считал лучшим у Ларионова, к «неопримитивизму», открывшему новые горизонты всему авангарду. Ну и где же этот обещанный гений? – возникал вопрос у неискушенных. Гений – Кабаков, Ларионов – не более таланта – на подобное утверждение способны только сотрудники и руководство ГТГ.

В нашем собрании две крупные живописные работы Ларионова, несколько пастелей и рисунков, множество литографий и пошуаров. Сделав фильм о нем, написав несколько статей о его творчестве, я чувствую его интуитивно, «как лошадь сено ноздрями». Когда ко мне обратился один из агентов будущего «музея русского авангарда» с настоятельной просьбой «продать Ларионова», то услышал в ответ знакомые от «плохих парней» выражения. Неоднократно к нам, известным коллекционерам, пристают с навязчивыми просьбами продать Малевича, Шагала, Кандинского, Явленского, Врубеля, Сарьяна, Богомазова, Пиросманишвили. Кто-то уступает напору и суммам. Я же почти никогда. В ответ слышат старую присказку бывалых коллекционеров: «Задешево купите у моей вдовы». Оттого и слыву неуступчивым и заносчивым. Недолюбливают меня и за то, что своими выставками из частных коллекций я десятилетиями не только соперничал, но и опережал многие «музейные» инициативы. Впрочем, об этом я уже рассказал.

Разъездившись за этот год, мы наконец побывали и в Ясной Поляне. Березовые и липовые аллеи пахли яблоками, этот запах стоял и в доме, не отеческом – был проигран в карты и увезен целиком, остался лишь памятный камень. Тот, в котором жил Лев Николаевич с многочисленным семейством, не отличался размахом, хотя и комнат было что-то десять-двенадцать, но рядовых, «без размаха». Мебель хотя и красного дерева, но местная, не дворцовая. Коврики, подушечки, диванчики – не графский интерьер, заурядный. Были на стенах фотографии и немногочисленная живопись: портрет Толстого работы Крамского, не эффектный, мелковатый и набросочный кисти Фешина, более выразительные портреты дочерей и, лучший, пожалуй, «Толстой за работой» Репина, находящийся в подвале. Ни на какой эффект не рассчитано, да и вроде жил, кажется, здесь «великий» как малый гость.

Вечерний выход в город, кремль в идеальном порядке – вот вам гордость «туляков», выглаженный, как пасхальное яичко, Успенский собор, набережная в огнях, праздничная молодежь – радостно. На следующий день не миновали мы и Музея оружия в виде шлема и были поражены обилием представленной в нем техники и вооружения – от XVII века до последних изобретений. Вот бы внукам посмотреть, и на всех этажах интерактивные игры, фильмы, лекции и кинопроекция по периметру свода.