Читаем Воспоминания полностью

В конце октября выпал первый снег. Умер Караченцов, мучившийся после катастрофы 2005 года. Любимец публики, восторгавшейся его игрой в «Юноне и Авось», опере Рыбникова. Симпатии я к нему не испытывал, целый день шли фильмы и спектакли с его участием, вспоминали его ушедших соратников. Было действительно грустно. «Томба ле неже». В кои веки я сделал Марине подарок – комплект серьги с кольцом, с черным камнем, выбирала сама, не высокой цены, но ей подходящие, в радость. На даче была пора укрывать розы, сделали вдвоем с Никитой быстро и квалифицированно. Накрыли и самшит, поздно – рододендроны, на короткое время оставив в морозы без укрытия. Весной следующего года они поздно зацвели – отомстили.

Подготовив к изданию двадцать восьмую книгу из «Белой серии», где кроме стихов о Родосе, Коломне, Ясной Поляне, Ярославле была и вторая часть в прозе этого дневника, я решил посмотреть коллекцию Саши Кроника, молодого, но активного собирателя «шестидесятников». Конечно, термин этот условен, но я предпочитаю его «нонконформизму» и уже тем паче названию «второй авангард» – выдумка Гробмана с Костаки. Кто, интересно, оценивает творчество Яковлева, Свешникова, Калинина, Харитонова как «авангард»? Коллекция Кроника была перенасыщена экспонатами, но вкус и отбор собирателя был определенен. Не всеядность. Из этого поколения я отмечал не многих коллекционеров: Авена, Кантора, Семенихина, Цуканова, Манашерова. Кого-то упоминать и не хочется.

Начало ноября выдалось теплым, туманным. Готовилась выставка «Сады и парки Серебряного века» в Царицыно, нас просили дать десять работ, в некоторых я отказал – нет страховки, с большинством согласились. У внучки Ксюши оказалась больная с рождения собачка шпиц. Ксюха навзрыд переживала, пообещал купить здоровую, пусть проверят перед покупкой. Теперь она живет в их доме, радует – полукошка, полубелка, полуенот, полусобака. Встречает меня, если я у них в гостях, с радостью, взаимной.

Но как только наступила середина ноября, радости у меня убывало. Задолго до дня рождения находило уныние, наползало исподволь, по мелочам. Конец года предъявлял свои счета, за все приходилось расплачиваться. Прежде всего за отношения с женой. Тогда же решил написать автобиографические заметки – вспомнить, осмыслить, оценить. Оказалось не просто, порой тягостно до уныния. Чем и занимаюсь по сей день.

Болезнь Игоря усиливалась, требовалась замена почки. Марина готова была отдать свою, но в силу ее возраста это было неподходяще. Игорю сделали промежуточную операцию для гемодиализа. Пережил он все это мужественно, но ритм его жизни изменился и пока так и протекает. Пересадки не хочет, меня отстранили не только от забот Игоря, но и от участия в судьбе Кости в связи с его разводом. Как мне кажется, многое было сделано зря, что-то я мог бы посоветовать толковое. Марина крутилась между этими проблемами детей, что-то добавлялось и от Кати – продажа одной из квартир и др.

В начале ноября в галерее «А3» открылась выставка моего товарища последних лет Александра Кацалапа. Экспозицию он сделал с моей помощью, на открытие попали и приехавшие в Москву сотрудники аукционного дома «Бонхамс» Дарья и Камилла, с которыми у меня давно сложились хорошие отношения. Открывая выставку, я, видимо, неплохо говорил, но подходили ко мне справиться о стихах, книжках. Зная об этом заранее, я, как сеятель, извлекал из сумки сборники и раздаривал их, стояла очередь с просьбой об автографе. Короче, поэт, а не искусствовед, а оно и лучше. Правда, про выставку как бы и забыли.

А вот обзоры грядущих аукционов «лондонской недели» в Москве я и не посещал – раздражали бывшие знакомые, да и распоясалась нога. Вскоре пришла весть о смерти Оскара Рабина на его выставке во Флоренции. Так и не прочитал он мой стих, ему посвященный, не дошел. Оскар, как и Немухин, перешагнул девяностолетие. От этого поколения более никого не оставалось. Далее – «тридцатые годы» – Кабаков, Булатов и иже с ними, а за ними и наша очередь. Все, что я хотел бы сказать о Рабине, я написал в довольно длинном стихе в двадцать седьмой книге, поместив на обложку первую из его работ в нашей коллекции «Лондон». В издании «Арт ньюспейпа» стих отвели – «не формат». Интересно, как они после этого хотели бы получить «в свой формат» что-либо из нашей коллекции. В некотором озлоблении я тут же сочинил резко критический стих, напав на директоров отечественных музеев. Стих удался и стал популярным в художественно-искусствоведческой среде. Знай наших.

Частые приглашения на вернисажи я «просеивал», бывал периодически. Посетил – Володи Башлыкова, его на самой выставке не было, работы с паутинным штрихом напоминали сеть, в которую попалось невидимое горе, бьющееся, но безгласное, требующее помощи и сочувствия. Наскоро написал эссе. Автору понравилось. В галерее «Наши художники» была выставка работ Сорина – отточенная техника рисунка, филигранность отделки деталей, много известных персонажей – и все как под увеличительным стеклом, холодно и равнодушно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное