Двенадцатое ноября для меня особая дата. В этот день умер Немухин Володя. На кладбище, где собрались немногочисленные родственники и минимум друзей, было холодно. Цветы быстро съежились жалостно. Речей не было, но вспоминали с глубокой грустью. Вечером этого же дня благополучно разрешилась история с репродукциями книги «Коллекционеры», сумма отчисления за них была десятикратно снижена. На следующее утро был день рождения Кости – этот день тридцать девять лет назад я хорошо помнил, радовался как никакому другому. О сегодняшнем его сорокалетии говорить не буду. Обидно. Вскоре в ноябре Костю ждал суд, решили передать обоих Костиных детей матери, Гаяне, что было вполне ожидаемо. Ксюха же категорически отказалась жить у нее и до сих пор живет у Кости, что, конечно, его радует. Довольна и Марина, пока все с этим смирились. Вся эта нелегкая история на пользу нашим семейным отношениям не пошла.
В музее Новоиерусалимском открылась выставка Р Фалька. «Своего» мы не дали – мизерная страховка, да он был бы там и не нужен, экспонировались и схожие аналоги. Поздние работы, сороковых – пятидесятых годов, казались значительнее «бубновалетских». «Картошка» из собрания Сановича, «Портрет Валерика» (сына) – влияние Модильяни. Серо-серебристые виды Парижа тридцатых годов, иногда аморфные (фуза), но жемчужно-изысканные в лучших экземплярах. Я, кажется, уже упоминал, что благодаря дружбе со вдовой Роберта Рафаиловича в нашем собрании было двадцать две его работы. Ни одна меня до конца не устраивала. Выменял у Чудновского «бубновалетскую». Она одна у меня и осталась. Мои комментарии на выставке, видимо не вполголоса, привлекли группу учеников с учительницей. Пришлось на ходу прочитать им лекцию о Фальке, «Бубновом валете», трех формалистах на «Ф» (Фальк, Фаворский, Фонвизин) и их судьбах.
Переговоры с галереей Альперт о выставке «шестидесятников» определили срок ее открытия – 17 января. Попутно отказался давать Свибловой работы на выставку Рабина – ни разу не пригласила на вернисаж, хотя при встречах «набивалась в дружбу», да и не любил я выставки «по случаю». Не пошел потому на выставку Голицыной в галерее Омельченко – не моя героиня, гламур. Зато решил поехать в Ростов-Ярославский на «авангард» из их музея. К нему приурочили скандальный дар от моего знакомца Лобанова-Ростовского – в контраст. Об этом позже.
Прошедшее открытие выставки Давида Бурлюка в Музее импрессионизма еще раз – в который – показало, что работа из нашей коллекции – лучшая среди наследия художника. В книге «Московские мастера» 1915 года (под обложкой А. Лентулова) Бурлюк поместил ее как свою исключительную, там же и другие «будущие» лидеры отечественного искусства – «бубновалетцы», «голуборозовцы», кубофутуристы – представили и свои шедевры. Когда-то я видел несколько вариантов этой «Жницы», все они не соответствовали эталону – видимо, автор повторял по памяти, но без коллажных вставок, зеркала, рельефа.
Марине неожиданно пришлось перенести операцию на глаз, при проверке зрения, у нее ухудшающегося, врач категорически настаивал на ней, оказалось повреждение сетчатки. В этот день с Ксенией мы направились на дачу. В кои-то веки я ее кормил пельменями, позднее она делала уроки. Все это время о нас беспокоились Костя и Марина из больницы. Впрочем, волноваться было можно и по другому поводу. Довольно обдуманно, не сгоряча, мною был написан достаточно нелицеприятный, но ироничный стих о Путине. Накопилось. Изданный в 29-й книге среди других критических к власти, он пока последствий негативных для меня не имеет. Неприятность с Мариной, ее операция, постоянные боли «ошпаренной» ноги несколько были скрашены – Ксюхе купили собачку, рыженького шпица по кличке Ялта. Радости внучки не было предела. Марина вскоре вышла из больницы, но уже старалась не таскать тяжелые сумки, не поднимать лишнего. Вместо Путина позвонила некто Пытина Татьяна с просьбой прочитать лекцию для студентов ее академии. Непонятно о чем, непонятно где – нет помещения, непонятно когда. Ранее я как-то не задумывался, когда меня использовали, если это было связано с «просветительством». Сейчас же насторожился, и правильно. По вине организатора ничего не состоялось.
Двадцатого ноября позвонил наш давний друг отец Николай – умерла его жена, наша соученица и большой друг Марины, с которой прожили все пятьдесят лет и нашей совместной жизни, Наташа Изопольская, матушка. Состоявшиеся вскоре похороны, отпевание в церкви Новомучеников в Бутово, поминки, всего-то двадцать человек провожающих – наших сверстников, – все прошло тихо, тепло, но крайне печально, все друг друга знали с юных лет, все так изменились. Николая было неимоверно жаль, их единственная дочь не смогла приехать из Вьетнама. Позднее она некоторое время имела возможность ухаживать за отцом. А я на поминках вспомнил Нередицу, купание обнаженными наших нимф, среди которых была и Наталья, – никакой непристойности, все целомудренно. Музыка «Битлз», одна бутылка портвейна на шестерых – вода в начале сентября прохладна в Новгороде.