Воспоминания

Первая встреча с Андреем Вознесенским состоялась в «Мелодии». Я оформлял тогда «Ораторию» Родиона Щедрина на стихи Вознесенского. В силу многозначности этого произведения, отголосков в нем евангелических сюжетов, обложка была составлена из гравюр разных мастеров с каноническими изображениями. Главенствовал образ Богоматери с Христом на руках. Щедрин, который считал меня «своим» оформителем, отнесся к этому с интересом, Вознесенский иронически, хотя и согласился с решением. Вспоминаю не точно, но он сказал: «Вот как убаюкал меня Родион Константинович». В дальнейшем мы встречались с ними в «Мелодии» и уже в «Новом Эрмитаже», бывал я и у него на даче, где он подарил мне свою книгу. В нашей галерее я хотел организовать выставку его графических коллажей. Не сошлись на условиях.

С Евгением Евтушенко мы близко знакомы не были, встречались несколько раз в ЦДЛ, в литературном музее на Трубниковке. В последнюю встречу, он был на выставке «Оттепель» в этом музее, с тяжелым взглядом уставшего человека, пестро одетый не по возрасту. Я хотел подарить ему только что вышедший первый том моего четырехтомника, но он был в окружении сотрудников музея, быстро ушел, тяжело опираясь на палку. Не вышло знакомство.

В день, когда я пишу эти строки, показали фильм Андрея Судиловского о Евтушенко. В обед, иначе бы я его не увидел – включаю в это время телевизор. Я никогда не интересовался чужой жизнью, семейными там отношениями. В фильме был Евтушенко со всеми его горестями и радостями, правдой и сочинительством, славой и «выпендрежем». Но его несчастно-счастливые отношения с близкими, женщинами мне порой понятны. Странное совпадение в этот день, странные совпадения в жизни. Как и частичные затмения на ее протяжении.

«Пора, мой друг, пора…»

В середине августа вместе с Мариной, Костей, Ксюхой и Арсением мы улетели на Родос. Традиционный приморский отель, большой бассейн при нем, развлечения для детей, вкусная еда в изобилии и, главное, спокойное бесконфликтное существование. Даже обгоревшие на солнце ноги не портили настроение, хотя это позднее сказалось тяжело, длительным и болезненным лечением. Стихи писались легко – тут и путешествие на пароме на остров Сими с его 320 монастырями, церквями, часовнями, поездка в автомобиле, взятом напрокат, по побережью в поисках песчаного пляжа – у нас был с галькой, трудно при волне выходить. Залив на Линдосе с водруженным на самом верху горы Акрополем, замком с «ласточкиными зубцами», как в Болонье или на наших кремлевских стенах, улочками в ширину раскинутых рук. Автобусная экскурсия в крепость Критина, церковь в Сьяне святого Пантелеймона, песчаная коса Прасониси, где соединяются Средиземное и Эгейское моря.

Столица острова, одноименный Родос, заворожил вечерними огнями. Минареты и арабские купола, романское средневековье и античные колонны, вросшие в базилики, башни Возрождения, карнизы и лестницы как декорации к балету С. Прокофьева «Ромео и Джульетта» (помню, мучился, оформляя комплект пластинок). Восточный базар-вокзал, где золото украшений, мишура бижутерии, ковры, тапки, фрукты, сладости – все завязано узорным орнаментом, обрамляющим многочисленные прилавки, ресторанчики, кафе. Многочисленные площади сбивают с толку проложить путь.

На следующий день мы услышали о гибели Захарченко, героя Донбасса, его предводителя в борьбе за независимость. Подобающими были только прощальные слова бывшего премьера Азарова; главы наших «партий» лепетали что-то невнятное. На следующий день после утреннего купания мы улетели в Москву. Я привез из этой поездки шестнадцать стихов. Вошли в двадцать шестую книгу.