Воспоминания

Этим же летом, в конце июня, в эту дикую жару ко мне обращались старые знакомые, о существовании которых я годами ничего не слышал, с просьбой помочь что-то продать: картины, часы, книги. Приходилось отвечать, что я не антиквар и единственное, чем могу помочь, – посоветовать антикварный или букинистический магазин, за объективность оценки которого не ручаюсь. Так было и с бывшим моим товарищем по «Мелодии», чья жена попросила помочь с продажей золотых часов. Сам он уже был почти недееспособен. Когда-то мы, как говорят, шли «ноздря в ноздрю», те же заказы, те же деньги за них, то же благосостояние. Теперь он получал, как и я, пенсию семнадцать с половиной тысяч, никакого дополнительного заработка в 70–75 лет быть и не могло. Жить было не на что. Так и живет большинство моих сверстников, тратя 5–6 тысяч на лекарства, чуть больше – на «коммуналку». Где взять на остальное, придумать для них не могу. Далеко в прошлом остались «Москвичи» – 408-й или 412-й, садовые участки на шесть соток с сараюшкой без отопления, ужины в ресторанах, переодевания у «фарцы». С большинством из них я давно потерял связь, и не по моей вине. Когда менее 10 % владеют половиной национального дохода, 40 % – пенсионеры, большинство из которых живет за чертой бедности, а о жизни в провинции мы почти ничего не знаем, – «О чем говоришь, Додик», – так якобы сказал Эмиль Гилельс Давиду Ойстраху, правда, совсем по другому поводу.

В начале июля Катя с детьми и Мариной улетела «к себе» в Америку. Отвез их в аэропорт, летели они в бизнес-классе, потому прошли через VIP-выход. Мне было совсем неспокойно. У Кости шел бракоразводный процесс. У Игоря прогрессировала болезнь почек. С Мариной отношения были часто неровными. Задерганная постоянной помощью детям и внукам, она разрывалась между ними и находила в этом и оправдание нашей «несложившейся» жизни, и утешение, устранив меня от «семейных» дел и считая себя абсолютно правой в решении этих сложных вопросов. Я перестал вмешиваться, постепенно отстраняясь от детей, становясь им все более чужим.

Выпустив двадцать шестую книгу «Белой серии», я чуть не сжег рукопись двадцать седьмой, случайно выбросив в «отсев» для сжигания на даче, лишь бдительность Марины помогла ее сохранить в последний момент. Это были «ярославский» и «питерский» циклы и стихи, мне дорогие, посвященные О. Рабину, М. Шварцману, Е. Бачурину и, говорят, очень удачный М. Шагалу. Это окончательно убедило меня по совету издательства «Пробел» выпустить сборник только о художниках. Вышел он в следующем году. Большинство моих читателей считают его лучшей моей книгой.

Середина июля прошла в жаре и проливных дождях. Даже награждение победителя мирового первенства по футболу, Франции, – с участием Путина и Макрона – «промокло» насквозь. Впрочем, Путина мгновенно укрыли зонтом. Под зонтом пришлось посещать и три выставки: скульптуры П. Трубецкого (ГТГ), посвященную В. Маяковскому (павильон «Рабочий и колхозница» перед ВДНХ), болгарской иконы (ГТГ). Первая ужаснула. Трубецкой, скульптор небольшого, но яркого дарования, интуитивно изыскан. На выставке показали массу сидящих «с общим выражением лица» женщин, стоящих мужчин, похожих старух – мал мала меньше. Вокруг роились бронзовые шавки. Главными «героями» стали тумбы для экспозиции, металлические, из «уголка», окрашенные в «оранжевое» и… Подойти к скульптурам со всех сторон – как и положено – было нельзя, таков дизайн. Хуже могу сравнить только «оформление» и развеску выставки М. Ларионова в ГТГ и собрание Щукиных в ГМИИ, где на фоне в основном копийных гипсов корчились фигуры картин Пикассо, Дерена, Брака, заблудившиеся среди «голой» античности. Выставка Маяковского изобиловала «мелочовкой», «оформлена» была хорошо, но материал документальный, скучный. Яркая болгарская икона перекликалась с нашей, отечественной.

«Мусорной» и малоинтересной мне показалась выставка в ГМИИ от «Тьеполо до Гварди». Декоративная, но «пустая» форма, эффектные ракурсы псевдорококо, восторженная публика псевдознатоков, толпы «павлиньей» расцветки итальянцев. Не веря первому впечатлению, пошел еще раз. Мнение то же.

Перед днем рождения Марины, накануне, был сильнейший град, разразилась буря, ломало деревья. Праздновали 1030 лет крещения Руси с участием патриарха Александрии. Золото, красные покровы, благолепие и сияние днем. Хаос вечером в природе. Громыхало и под утро 29-го. Букет из семидесяти двух роз – вошло в традицию поздравлений жене (правда, когда «собирался» букет, фасовщица сказала: «Повезло вашей бабушке»). Ресторан у нас в «Золотых ключах» на Раменке – открытый, под тентом, речка, ивы – чем не Си те в Париже. Мой тост и стих, писал я Марине не один, и не только поздравительные. Наконец почти все, кроме Кати, были вместе без склок. Следующий день провели дружно, в парке Горького. Сидели с Игорем на скамейке, вспоминали его детство. Дети резвились.