Воспоминания

В эти последние дни января я окончательно «разошелся» с аукционом «Макдугаллс». Жульническая организация. Аферы с переплатами, ложная информация о провенансах, несвоевременная выплата денег продавцам. Хватит.

При полном стечении зрителей прошел вечер в галерее Альперт с моим рассказом о коллекциях пятидесятых – шестидесятых годов, много было вопросов, легко расходились книги. Выставка посещалась, освещалась в прессе. Вскоре состоялось и мое большое интервью для «Нью-Йорк Таймс», беседа была у меня дома вечером с шести до девяти, говорилось о многом, начиная с первых лет собирательства, и прежде всего о работе в Фонде культуры и «Новом Эрмитаже». Корреспондент София была поражена обилием сделанного за эти пятьдесят лет. Несколько последующих дней старался справиться со стрессом, вдруг нахлынувшим. Бестолковость журналистов, бесцеремонность чего-то жаждущих от меня галерейщиков, назойливость коллег нередко пробивали мою налаженную защиту от них. «Самозванцы, невежи, стяжатели!» – хотелось вопить в полный голос. Лучшие годы жизни вынужден был вас терпеть, сколько потрачено времени впустую, не написано статей, стихов, книг. «Не садись за один стол с нечестивыми». Мизантропия – болезнь старости, но и ранее мне было легче в одиночестве.

Когда уж совсем «донимало», уезжал в Абрамцево, Коломенское, Кусково, Звенигород, Мураново, иногда с товарищами, реже сам. Абрамцевский кружок, семейство Мамонтовых, скамья Врубеля на бугре, его же керамика в гончарной мастерской. «Васнецовская» церковь, иконы, написанные В. Васнецовым, В. Поленовым, И. Репиным. С особой теплотой отношусь к работам Е. Д. Поленовой, сестры художника, ее трепетно сияющим акварелям и иллюстрациям. Редко попадаю в «основной» аксаковский дом, перестроенный Мамонтовым, но сохранившим все обаяние русской культуры «предсеребряного» века. Термин, правда, сомнительный. Почитайте-ка мемуары, книги Андрея Белого, рассказы Бунина, «чертовщину» Ремизова. Прихотливо, истерично, порой аморально. А вот ко времени Победоносцева с его «совиными крылами» Блок несправедлив.

В Царицыно поехали с Мариной. День выдался солнечный, с ясным небом, было тепло, так что можно и подремать на скамейке. Даже диковатая лужковская реставрация пирожно-сливочного дворца не докучала. Смотрели выставку обыденного кузнецовского фарфора с добавлением завода Корнилова, училища Строгановки и Штиглица, порой незамысловатое, но отформованное и расписанное с любовью. Прочный быт, уверенность в его ценности. Спустились в «Хлебный» попить кофе – что там Мавзолей, гранит, мрамор (правда, в «усыпальнице» я не был 65 лет). Встретились с искусствоведами дообсудить наше участие в выставке «Сады и парки Серебряного [опять!] века». С удивлением посмотрели выставку русского интерьера – от Алексея Михайловича, отца Петра Первого, до Хрущева. Грамотный отбор, хороший дизайн – это не диковинные выдумки Асса – надо же ему так не любить искусство. По дороге, спотыкаясь на наледи (не продумано покрытие плиткой), все время приходилось отвечать на звонки – то по выставке в Саратове, то по Новому Иерусалиму, галерее Мамонтова (не имеющей никакого отношения к Абрамцеву), – обычный день, обычной жизни.

Вечером дошла печальная новость – умер Юрский. Наутро я написал стих, не о нем, а о нас без него. Привезли с выставки работы «шестидесятников» – еле уместились в галерее. На выставке Бориса Смотрова в Новом Иерусалиме, где одновременно проходила и выставка изделий Фаберже (не мое), неумная журналистка задавала мне нелепые вопросы. Зато толково прошло угощение в ресторане, скромное, но с хорошими людьми. Инициатор обеих выставок А. Ю. Воронин сумел сделать теплым этот прием, было полезно познакомиться и с М. Н. Кузиной, директором тульского музея. С Ворониным мы тогда «спелись» для дальнейших начинаний.

Следующие дни шел сильный снегопад, изморозь выступила на деревьях и кустах алмазной крошкой. Клочья снега, ее прикрывшие, птицами слетали на головы прохожим. По такой «берендеевой» погоде съездили с сыном Игорем в его квартиру в Рассказовке. Лес сверкал, снег пушился, квартира не продавалась. Пытался убедить сына не расстраиваться, не усугублять болезненное свое состояние. Тяжело, когда ты не в силах помочь детям.

На Сретение Марина ушла в церковь, я же, «нехристь», после бассейна зарядил на выставку Рабина и Краснопевцева у Свибловой и Вейсберга у Бажановой. Портреты Вейсберга разочаровали, а «обнаженки» в акварели, растекшиеся как амебы по листу бумаги, расстроили. «Цветные» натюрморты «не строились», «белое на белом» вызывало скуку. Не греши в Сретение.