Время до моего приезда в Кореиз (рядом с Ялтой) я отдавал написанию этой книги, встречам с директором Тульского музея по поводу будущей выставки «шестидесятников», неудачным попыткам заполучить работу Д. Бурлюка 1908 года, только отнявшим время, уклонению от попытки галереи «Элизиум» навязать мне эскиз Судейкина. Двадцать пятого августа я улетел в Кореиз, всего на пять дней. Это была ошибка. Хотелось наладить отношения с Мариной, на отдыхе нам вместе всегда было хорошо. Я всегда осознавал свою неправоту перед женой, был под гнетом чувства вины, переживал минуты отчаяния и с этим грузом давно смирился. За все надо расплачиваться. Но не мог согласиться с ее особенно обострившимся в последнее время догматизмом, убежденностью в «верном» курсе власть имущих, осуждением моих критических взглядов на правящий режим. Ее крайняя привязанность, забота о детях в ущерб себе никогда не были мне понятны – выросли ведь, от сорока до пятидесяти им. Всегда недоумевал по поводу ее желания помочь тем, кто явно этого не заслуживал, и многократно ее подводил. Не разделял ее истовой религиозности. Для нее наши совместные пятьдесят два года жизни казались только временем разочарований и расстройств, я же никогда не забывал о минутах согласия, взаимопритя-жения, тем в минуты отчаяния подбадривая себя. Впрочем, теперь это уже вряд ли имело значение для Марины. Время лечит, но тех, кто хочет залечивать свои раны.
Симферополь, из которого я, прилетев, направлялся к морю, к Симеизу, не порадовал ничем, кроме аэропорта – новый, современный, сияющий. Город же был в унылых окраинах, со скученной, иногда убогой и неряшливой застройкой, явно провинциальной, встречались и заброшенные дома с перебитыми грязными стеклами. По дороге молодой и сначала неразговорчивый шофер потом рассказал о неустроенности быта, низких заработках, бегстве молодежи «на материк».
Марина уже ждала у отеля, похожего на поздний, но еще «ампирный» сталинский вариант дома отдыха с колоннами, десятью номерами и тщательно ухоженным закрытым парком с массой цветов, переходящим в общедоступный – стоило лишь карточкой отеля открыть калитку. А там уже росли диковинные деревья, некоторым насчитывалось по двести лет. Глядишь, и скульптура спряталась в кустах, и фонтан без воды.
Номер был большой, нелепо обставленный мебелью разных подражательных стилей – от итальянских удобных, но пошлых кроватей и пуфиков с бесчисленным количеством подушек до театральных кресел и тупорылых, хохляцкого завоза, тумбочек. Тут десятилетиями отдыхали советские чины не самого высокого состава, но любящие гульнуть «втихаря». Их сменили украинские чинуши. В коридорах как-то торчком красовались дешевые китайские вазы, копийные натюрморты «под голландцев», чудовищная современная живопись банно-прачечной тематики. Все искупали витринные окна и зефирно-взбитая постель, в которой можно было барахтаться, как в прибрежной теплой волне. Словом, комфорт. Все это называлось «Дачей Рахманинов».
Сразу же мы двинулись на пляж. Марина, как старожил, вела меня ей ведомой тропою через узколистные дубы, сирийские сосны Алеппо, пробковые заросли, под пиниями, мимо кустов, названия которых мы не различали, – к закрытому, тоже по карточке открывающемуся пляжу. Он был безлюден, мелкопесочен – такое я видал в Марокко, над узкой береговой полосой из гальки. Все, что полагается, – лежаки, матрасы, зонты, столики, сервис – к этому прилагалось. Для полноты картины добавьте двух бакланов, сидевших на прибрежных валунах и изредка лениво нырявших за рыбкой.
После купания и легкого отдыха – вот она, сладкая жизнь буржуазии – ужин на третьем этаже, на балконе с видом на море сквозь пальмы и закат – декорация Ла Скала. «Кухня» была не просто вкусной, но изысканной, с местной недешевой рыбой и «закусью обрыдлой» по Молоховцу. До ужина мы еще успели взять билеты на завтра для поездки в Херсонес – осмотр храма, раскопки, а также спектакль в античном театре. Все это намечалось к вечеру, после шести. Утром был балкон, приветливо машут пальмы, завтрак на выбор блюд, как во Флоренции или Венеции, но уж точно лучше парижского или лондонского.
Четыре часа пляжа, где незаметно «сгорел», купался мало – вход в море либо не очень удобный по гальке, либо по скользким поручням. Немного перекусив в обед – местная барабулька, уж точно лучше испанских сардин, салат, крупные маслины, да и не забыв про украинский борщ – все это стоило 1600 р. на двоих, облачились «по-вечернему». Вот зря, вода – плюс двадцать восемь, воздух – тридцать. Долго автобус всех собирал по Алупке, трясло неимоверно, асфальт давно разрушился.