От поездки интересной, но все же утомительной я устал – слишком большая компания, постоянное общение. Два дня приходил в себя, спасала дача, собирал слабый урожай вишни. В доме царил относительный покой, пора было и хозяйством заняться, привести в порядок инструменты – топоры, лопаты, садовые ножницы, – починить водостоки, но тут уже мастера нужны. По первой профессии я все-таки художник, умел обращаться не только с кистями, но и со строительным инструментом, пилил, сколачивал, однажды на старой даче в одиночку построил сарай, помогал обустраивать там, в Зеленоградской, и основной дом. Не раз ремонтировал квартиру на Кутузовском, в Лондоне. Забыл на время, но с удовольствием вспомнил, делал, что по силам, на даче.
В конце июля мы с «парижанами» отправились на несколько дней в Великий Новгород. Вечерний поезд, раннее прибытие, солнце, с утра до двадцати семи. Селить в отель нас до часу дня не собирались, и, оставив вещи в отеле «Волхов», мы пошли в новгородский кремль, благо был в семи минутах ходьбы. С Мариной здесь мы были давно, кажется, приезжали на своей машине ненадолго, многое уже забылось. Теперь подробно смотрели памятник «Тысячелетию России», определяя персонажей и сцены с ними. Без пренебрежения. Рядом, на Сенной площади, располагались сувенирные лавки, и не только с пустяковыми игрушками. По старым рецептам новгородцы отливали бронзовые иконки, украшенные эмалями, простоватые, но выразительные. Неплохой была и керамика, расписные изделия из дерева, словом, туристические маршруты заставляли совершенствоваться сувенирное ремесло. Там же заказали и автобусную экскурсию вместе с тремя десятками других приезжих.
Церковь Спаса Нередицы я помнил вроде бы хорошо, еще со студенческой практики. Оказалось, что только в общем. Разрушенная более чем на две трети, внутри она сохранила только небольшие фрагменты фресковой росписи. Вылепленная, как из песочных формочек, косокриво посаженная, что составляло особенность ее очарования, она была почти полным «новоделом». Я вспомнил, как в водах Нередицы плескались наши сокурсницы голышом в тот далекий солнечный сентябрьский день, как мы их отпаивали, замерзших, но веселых, сладким портвейном, боясь прикоснуться, но не отводя глаз. И никого это не смущало.
Нередица, последняя каменная постройка новгородских князей. Далее уже строили «миром», посадом. Так и осталась она символом домонгольской архитектуры Руси, хотя до этих мест они и не доходили. Рюриково городище, место основания Новгорода, находится на слиянии Большого и Малого Волхова. Пахло древностью, несмотря на новодельное обустройство, фотоинформацию, настил для обозрения. Ярославово городище на обратном пути, только снаружи оглядели семь церквей.
Разместившись в гостинице после экскурсии и слегка отдохнув в номере, отправились смотреть Софию Новгородскую – чудо 1045–1050 годов, пятикупольный собор, пятинефный, с тремя апсидами и всемирно известными Магдебургскими воротами двенадцатого века. От древнего иконостаса на следующий день в Музее древнерусской живописи видели только икону «Петр и Павел» XI века, сияющую перламутровым отливом. И, конечно, «таблетки» XIV века, сверхшедевр новгородской живописи для Софии. В приделе Рождества Богородицы сохранился в целостности иконостас XVI века. Из росписей уникальная фреска с Еленой и Константином и восемью пророками в барабане выдавали руку византийских мастеров.
Не тратя времени, перекусили в забегаловке на набережной, оказалось вкусно, правда, хамоватый народ. Потом прокатились на пароходе по Волхову, мимо Юрьева монастыря до Ильмень-озера. Вот тебе Великий Новгород. Спал я в эту ночь без сновидений, глухо.
Утром, встав не рано, в семь, написал длинный стих. Хайнц, всегда склонный к наибольшим удовольствиям за наименьшие деньги, объедался в ресторанчике гостиницы уже с утра. Марина после завтрака пошла в Софию на службу, мы втроем – в музей. Масса портретов – две трети музея, от Рокотова до Серова, там же «знаменитый» портрет Струговщикова работы Брюллова – один из лучших в его творчестве. Выборочно смотрел этюд Левитана – осень, золото листвы. Неожиданно увидел эскиз к бывшему когда-то у меня натюрморту Судейкина. Малявинские и архиповские «Бабы» – хлестко. Небольшой разухабистый эскиз «обнаженки» Машкова – все цвета палитры.
После встречи с Мариной начали осмотр церквей со Спаса на Ильине, еле дошел, жарко, парило. Опять подвела память – фресок в интерьере совсем не много, шедевры, правда. «Спас» в куполе, «Троица» на хорах, «Пророки» в барабане – лучшее, что сохранилось в Новгороде от живописи Феофана Грека, от древнерусской живописи. Видимо, сказалось его мощное влияние и в росписях церкви Федора Стратилата. Ангел с распростертыми крыльями – вершина новгородской стенописи.