Воспоминания

Начиная ее экспозицию, подготавливая и компонуя картины к развеске, я несколько часов был в полном отчаянии. «Вот здесь-то и поймут, что ты самозванец», – думалось мне. Не районный выставочный зал и не ЦДРИ. Что удивительно, чем больше я уничижал себя, тем быстрее, оказалось, справился с задачей. За четыре часа вся экспозиция (не развеска) была закончена в двадцати пяти залах. Принцип – по художественным объединениям десятых – двадцатых годов. Итальянские архитекторы лишь разводили руками, им досталось только расположить фарфор в витринах и выполнить по моим эскизам декорирование залов. Кстати, там я обнаружил, что расхваливаемые на все лады навыки технического персонала на Западе являются явным преувеличением. Инструменты у них были действительно не в пример нашим, но «корявые» руки их часто не справлялись. Взяв, к примеру, работу Малевича, два таких «умельца» стали забивать гвозди для крепления повески в подрамник. И такие случаи были на Западе не единичные – экономия на рабочих, брали и строителей, а не специалистов, не лучше наших.

В апреле 1989 года в Лондоне, в Барбикане, открылась выставка-легенда «100 лет русского искусства», затем она прошла в Музее современного искусства в Оксфорде, далее в музее города Саутгемптона (там проходят морские регаты). Выставка путешествовала по Англии с апреля по ноябрь, показав работы художников от В. Васнецова и И. Левитана до И. Кабакова, Э. Булатова, Г. Брускина, В. Захарова. Плакаты, графика, агитационный фарфор – всего 250 работ. Все тексты, комментарии, биографии художников, сведения о коллекциях и их владельцах были подготовлены мною. Дэвид Эллиот, тогда директор Оксфордского музея, написал лишь небольшую общую интродукцию – но таково было условие фирмы «Де Бирс», крупнейшей алмазодобывающей компании. То, что мы, коллекционеры, а не Третьяковская галерея, Русский музей или Минкульт, подбивали итоги столетия, нам не простили, и даже когда выставка в несколько сокращенном виде была показана в Москве, чиновники и «музейщики» ее замалчивали. В Лондоне же реклама была в аэропортах, на станциях метро, на улицах, в музеях и торговых центрах.

Обошлась она «Де Бирс» свыше миллиона фунтов (один фунт – два ноль пять доллара тогда), еще один миллион поступил на заграничный счет, немалая сумма для издания журнала «Наше наследие». На все три этапа выставки было приглашено в Лондон около пятидесяти человек из России – коллекционеры, в основном владельцы выставленных произведений, но «втерлись» и чиновники из Фонда. Я же не только не получил письменной благодарности, премии, но руководство Фонда не посчитало нужным мое присутствие на открытии, и только по настоянию Никиты Лобанова, в то время консультанта «Де Бирс», и благодаря поддержке сэра Оппенгеймера я участвовал в открытии выставки, давая объяснения и ему, и «капитанам» экономики и бизнеса разных стран, которые его сопровождали. Хорош бы был в этой роли партиец Мясников.

Чем же объяснялась такая щедрость англичан? «Де Бирс» получил часть концессии на добычу якутских алмазов. Что уж тут два-три миллиона фунтов и экскурсии для коллекционеров. Возили их, кстати, по многим городам во многие музеи, жили в дорогих номерах гостиниц, получали по пятьдесят фунтов «суточных» в день. И все за счет «Де Бирс».

На банкете в честь открытия выставки Мясникову пришлось смириться с моим присутствием. «Суперэлитарный» ресторан «Аида», еда на серебре, по двое лакеев (в белых перчатках) на персону, «шамовка», как любил говорить князь Лобанов, микроскопическая, не то что не наешься – не разглядишь, но зато по десять смен блюд и море спиртного. Хромой полковник – ну чисто из Киплинга или Конан Дойла – выбрал из кучи разложенных к нему серебряных приборов ложку, вилку, нож, а остальное смахнул официанту на поднос, вот те истинный аристократ. Кстати, пригласив меня в пику Мясникову на званый обед, Дэвида Эллиота, директора Оксфордского музея, не позвали – не по рангу.

Осмелев от несчетного аперитива джин-тоник, я отвечал на совсем не искусствоведческие вопросы полковника. Он интересовался популярностью политики Горбачева в СССР, отношением к нему народа, видимо, подозревая, что я не совсем тот, за кого меня выдают. Я не задумываясь ответил, что симпатиями населения Горбачев не пользуется, все забалтывает, страна разваливается и дни его власти недолги. Окружающие не могли понять моей смелости, но говорил я то, что давно было очевидно, да и Мясников, приятельствовавший с Горбачевым – чаи «гонял», задушевные песни пел, – был на другом конце длинного

стола. За смелость суждений полковник пару раз выручал меня в сложных ситуациях во время работы выставки в Оксфорде и Саутгемптоне. После длительных раздумий Мясников, то есть СФК, представил меня к награде «золотой» медалью ВДНХ. Большего не заслужил.