Воспоминания

Мы же делали свое дело. После бесконечных интриг, дрязг и проволочек меня оформили переводом из «Мелодии» в штат СФК на должность главного эксперта отдела общественных инициатив. При звучном названии должность эта была рядовая. Отдел был контейнером сбора материала о новациях в области культуры, игнорируемых министерством. Фонд и министерство занимались вопросами культуры параллельно: косное министерство – формально, а Фонд культуры проталкивал, и у него было преимущество – прямой контакт с семейством Горбачевых. По количеству сотрудников СФК был вполне сравним с Министерством культуры и имел представительства в республиках, автономиях и крупных городах по всему СССР.

Те, кто пришел в Фонд, поначалу делились на малопригодных для новой обстановки функционеров, вытесненных из каких-то идеологических отделов, исполкомов, крайкомов за профнепригодность. Другая категория – энтузиасты, наивно поверившие, типа меня, в благие намерения перестройки и отдававшие все силы своему делу построения «социализма с человеческим лицом». Главными стали третьи, они знали, чего хотят от должности, какие блага должно принести занимаемое место как трамплин к власти и государственной кормушке.

Но пока мы, наивные неофиты, трудились «на благо». Бумажная работа, которой я поначалу занимался, надоедала, я быстро освоил ее технологию, а заодно и канцелярский язык экспертиз и отписок. В наш отдел шли и дельные предложения по реставрации памятников, изданию ранее запрещенных или забытых авторов, по организации музейных фондов и хранилищ в провинции, краеведению, пушкинской программе, по привлечению эмиграции к совместной работе над архивами, по восстановлению памяти о важнейших событиях отечественной истории, о «белом движении», «протестной» литературе.

Были и совершенно бредовые из «ненаучной» фантастики, «ньювасюковские» амбиции, шизофренические откровения. Сейчас, через много десятилетий, оглядывая деятельность СФК (затем РФК) и свое место в нем, могу лишь с горечью констатировать, что в нем, как и в самой перестройке, было много толковых людей, энтузиастов, но дельных, а также и неумных фантазеров, бездельников и приспособленцев. Зампред по хозяйству Новожилов, пьяница и двурушник, ставший по настоянию Лихачева первым зампредом вместо Мясникова вор и невежда Нерознак, интриганка и сплетница Малинина, первый и последний парторг Фонда, мелкие прохвостики и прихвостники – всякого хватало. В воспоминаниях Мясникова многое ему «не вспомнилось».

Кроме организации выставок, ежедневной бумажной волокиты в чуждом мне по роду деятельности отделе (ведь терпел же «во имя»), борьбы за свое место, свое дело, которое никто не смог бы и осуществлять, из благих своих поступков помню, как пробил за счет Фонда реставрацию работ из собрания семьи Бенуа-Лансере, залитых водой в доме «Россия». Еще более значительным, вероятно, было то, что удалось отстоять от уничтожения «семейное гнездо» Лансере-Павлиновых в поселке «Сокол», который собирались разорить. Благодаря заступничеству Р. М. Горбачевой сохранен и весь поселок. Семья благодарна мне до сих пор.

Несмотря на крайнюю популярность организуемых мною выставок из частных коллекций – в залы на Старой Басманной стояли очереди, – мне полтора года пришлось изнурительно бороться за создание собственного отдела. При этом я фактически руководил Клубом коллекционеров – это была отнимающая большую часть времени общественная работа. Когда появилась необходимость делать выставки за рубежом – пропаганда, престиж и немалые спонсорские дотации Фонду, – я «взорвался». С каким трудом, через какое количество бесчисленных интриг создавался отдел – трудно описать. Даже когда стало всем очевидно, что это одна из наиболее ярких, выигрышных сторон СФК, сулящая и значительные валютные доходы, моя борьба, поддерживаемая иногда Ямщиковым, с бюрократами и недоброжелателями не прекращалась. Слишком дерзко и независимо себя вел, да, к недостатку, еще и далеко не беден.

Отдел назывался длинно: частных коллекций, зарубежных выставок и Музея современного искусства (добавилось позже). С 1986 по 1988 год отдел организовал (еще никак не обозначенный в структуре Фонда) свыше двадцати выставок, три из них за рубежом впервые с 1917 года – в Финляндии, Дании, Норвегии (авангарда и древнерусского искусства) и Италии («русский авангард»). В апреле 1988 года я попал в автокатастрофу в Москве по вине финского шофера. В результате искалеченная нога, месяц на морфине от болей, пять месяцев в гипсе, год на костылях, далее с палочкой. О многом другом вспоминать не хочется.