Воспоминания баронессы Марии Федоровны Мейендорф. Странники поневоле

Настала теплая южная ночь. Вышла полная луна. Дневные поезда прекратили свои рейсы. До ночного времени было много. Мы шли по той же дороге и вдруг заметили, что через ближайший пустырь можно со стороны подойти к Помпее. Так мы и сделали. Мы очутились около «Пьяца Триангуляра». Нас отделяла от нее низкая (нам по колено) каменная стенка. Мы знали, что после пяти с половиной часов вход в Помпею запрещен; однако соблазн был слишком велик, и мы перешагнули через оба препятствия, моральное и физическое.

Днем мы ходили по Помпее в ту сторону, где, уже вне ограды Помпеи, находится амфитеатр. Найдя ее, мы поднялись по ней до уровня местности, окружавшей Помпею. (Все другие улицы упирались в высокие стены еще не раскопанной земли). Тут перед нами оказались железные резные ворота выше человеческого роста. Пролезть через них мы бы могли, но по ту сторону ворот виднелся домик, очевидно сторожа, и около него уже лаяла собачка. Я призадумалась, однако Эльвета спокойно заявила: «Разве сторож выходит когда-нибудь на лай своей собаки?» Она оказалась права; мы перелезли не без труда через ворота и, пройдя мимо лающей собаки, пошли к амфитеатру. В одном месте дорога шла между полем с картошкой и виднеющимся глубоко внизу древним городом. Настоящее лежало рядом с давно прошедшим!

Через полчаса мы подходили к амфитеатру. Мы стояли наверху трибун, воображая себя в ложе римского императора, а внизу перед нами была большая овальная арена. Кругом, темными отверстиями, зияли пещеры, из которых когда-то выпускались дикие звери.

Оттуда мы легко добрались до нашей гостиницы, в ожидании ночного поезда успели утолить свой голод и, пройдя еще раз на станцию, встретили наших. Оказалось, хозяйка комнат, занимаемых нашими в Неаполе, не захотела держать даром их вещей до их возвращения. Мама, в негодовании, пошла искать и нашла другую комнату, где денег за вещи, конечно, не потребовали; поиски и переезд заняли много времени; они опоздали к последнему дневному поезду и приехали ночным.

Ну и досталось же мне, взрослой 34-летней, от матери за мою неосторожность. Мало ли кого мы могли встретить в этом мертвом пустом городе? Сестре Эльвете было 16 лет, но выглядела она семнадцатилетней. Слава Богу, что наша прогулка ночью по Помпее окончилась благополучно!

Во время революции мы зачастую в опасные моменты бывали спокойны. Сестра Ольга Куломзина говорила: «Мы не умеем бояться от недостатка воображения». В данном случае со мной было именно так.

Из Амальфи я уже одна поспешила на мою службу в Кронштадт. Это было в январе 1903 года.

23. Кое-что о японской войне

Приближалась, а затем разыгралась и так грустно закончилась несчастная японская война. Все пережившие это время никогда не забудут тяжелого чувства, которое камнем ложилось на сердце. Гибель броненосца

Фото 47. Мария (Муся) Кузнецова (урожд. Стенбок-Фермор) и Анна Федоровна Мейендорф сестрами милосердия

«Петропавловск», отправка эскадры под начальством адмирала Рождественского, толки о том, что эскадра недостаточно вооружена. Цусимский бой, сдача Порт-Артура, поражение при Ляояне, при Мукдене и, наконец, необходимость подписать позорный мир. Газетные известия неслись с утра до вечера. При газетах прилагались списки убитых, раненых, взятых в плен, пропавших без вести и иногда заметки: «Слухи о пропавших без вести таких-то лишены всякого основания». Все это читалось даже малограмотными. Слуга одного моего знакомого пришел к своему барину и говорит: «Я понимаю, что значит убит, ранен, взят в плен; а вот „лишен всякого основания“ никак понять не могу». Не понимал простой человек и того, как Россия могла проиграть войну Японии: «Ведь Япония – что палец перед Россией!»

У нас были домики на берегу моря, которые на лето сдавались внаем. Их надо было ежегодно белить. Я ведала в этом году ремонтом этих дач. И вот маляр, исполнявший весной эту работу, запросил с меня что-то очень дорого. Я запротестовала и сказала: «Не могу платить такие деньги: ведь неизвестно еще, удастся ли сдать дачи в этом году». На это он ответил: «Не беспокойтесь! Проговнили свою Россию: не поедет никто за границу, все дома останутся». Простой народ чувствовал стыд перед Европой.

История соберет когда-нибудь все, что было пережито тогда на фронте. Я же могу прибавить лишь то немногое, что слышала от сестры моей Анны, в качестве сестры милосердия поехавшей на фронт.

При Мукдене, например, санитары и добровольцы подносили раненых к их пункту в таком количестве, что у некоторых студентов, добровольцев санитаров, нервы не выдерживали: она видела молодых людей, подавленных настолько, что они беспомощно опускались на землю и рыдали, как дети. Про нее рассказывали мне, как она, проработав без остановки 36 часов подряд, упала на какие-то мешки и крепко заснула. Над ней пролетали и рвались снаряды, кругом стоял грохот приближавшегося боя, из-под нее вытаскивали мешки, а она продолжала спать, у женщин часто случается, что нервы не отнимают сил, а утраивают их.

Фото 48. Екатерина Федоровна Мейендорф сестрой милосердия