Воспоминания Горация

— Будучи еще совсем молодым, Кассий, — ответил Брут, — я сочинил, даже не помню точно с какой целью, длинный философский трактат, в котором порицал Катона за то, что он покончил с собой. Я говорил там, что кощунственно, да и недостойно мужественного человека уклоняться от веления богов, не встречать бесстрашно все события, какие преподносит жизнь, и укрываться от них, спасаясь бегством. Наше нынешнее положение заставляет меня думать иначе, и я решил не подвергать испытанию новые надежды и не предпринимать новые военные приготовления, если боги не споспешествуют счастливому для нас исходу битвы, в которую мы теперь вступаем. Я освобожусь от всех моих горестей, воздав благодарность судьбе, ибо, с тех пор как в мартовские иды посвятил всего себя отечеству, я вел, поддерживаемый моей преданностью ему, жизнь свободную и полную славы.

Услышав эти слова, Кассий улыбнулся и, обняв Брута, произнес:

— Ну что ж, коль скоро мы разделяем одни и те чувства, спокойно двинемся на врага, ведь либо мы станем победителями, либо не устрашимся тех, кто нас победит.

Уговорившись по этому вопросу, они спокойно занялись боевым построением войск.

Брут попросил Кассия предоставить ему командованием над левым крылом, и, хотя это командование, будучи почетной должностью, подобало скорее Кассию, ввиду его старшинства и его опыта, Кассий уступил ее своему товарищу и даже высказал пожелание, чтобы Мессала, возглавлявший самый закаленный легион, сражался в составе этого крыла.

Не теряя ни минуты, Брут вывел из лагерных укреплений свою пышно разубранную конницу и построил в боевой порядок свою пехоту.

Будучи военным трибуном, я командовал примерно тремя тысячами этих пехотинцев.

Мой легион находился чуть в стороне от центра.

Между тем складывалось впечатление, что обе вражеские армии никоим образом не готовятся к решительной битве. Солдаты Антония были заняты тем, что копали рвы с целью отрезать Кассию дорогу к морю.

Что же касается Октавиана, то ни он сам, ни его войска не двигались с места, а точнее, боги дозволили, чтобы еще до начала сражения он совершил маневр, который ему следовало совершить и который спас ему жизнь.

Утром к нему пришел Марк Арторий, один из его друзей, и рассказал ему о своем сне.

В этом сне Марку Арторию привиделся вооруженный воитель, приказавший ему подняться с постели и немедленно отправиться к Октавиану, дабы известить его, что он должен покинуть лагерные укрепления.

Октавиан сделал это в ту же минуту: мы уже говорили, что он питал огромную веру в сны!

Что же касается его солдат, то они никак не ожидали, что дело идет к сражению; им казалось, что предстоят лишь небольшие стычки между землекопами и солдатами Кассия.

Однако они ошибались. Не только само сражение, но и расположение войск в нем было уже делом решенным.

Тем временем Брут, спеша вступить в рукопашную схватку, разослал всем своим командирам небольшие таблички с написанным его рукой паролем и стал объезжать легионы, призывая солдат храбро сражаться.

Однако солдаты нисколько не нуждались в том, чтобы их подбадривали. Напротив, они до такой степени разделяли нетерпение Брута, что, прежде чем пароль, передававшийся по рядам, достиг правого крыла, крыло это ринулось на противника, не соблюдая равнения и издавая громкие крики.

В итоге легион Мессалы и другие легионы, шедшие вслед за ним, успели лишь соприкоснуться с последними рядами левого крыла Октавиана и убить нескольких оказавшихся перед ними солдат.

Затем, вместо того чтобы обрушиться на главные силы противника и помочь нам окружить их, они пробились к вражескому лагерю.

Еще издали республиканцы заметили дорожные носилки Октавиана и, полагая, что он находится внутри, изрешетили их дротиками.

Но Октавиан, предупрежденный, как мы уже сказали Марком Арторием, незадолго до этого покинул лагерь.

Две тысячи оказавшихся там лакедемонян, которые в качестве союзников пришли на помощь Октавиану, были преданы мечу.

С другой стороны, вследствие чрезмерно скошенной линии атаки наш центр оказался напротив левого крыла Октавиана, атаковал его с фронта и легко опрокинул благодаря замешательству, в которое ввергла солдат потеря ими лагеря. Мы изрубили в куски три легиона и на плечах беглецов ворвались в лагерь.

Пытаясь упорядочить движение войск, Брут устремился с левого крыла к правому, но, подхваченный неудержимой атакой, оказался среди нас.

И тогда солдаты Антония заметили совершенную нами ошибку; я говорю «солдаты», а не «Антоний», ибо Антоний не участвовал в этой первой половине сражения.

Желая избежать стремительного натиска, он отступил в соседнее болото. По крайней мере, именно это объяснение он давал, и, хотя оно толком ничего не объясняет, я привожу его здесь: «Narro ad narrandu, non ad probandum».[91]

И тогда, повторяю, солдаты Антония и солдаты Октавиана, не попавшие под удар нашего правого крыла и нашего центра, заметили, что наш центр полностью лишен прикрытия, и ринулись на него и на левое крыло, командование которым снова взял на себя Кассий.